Через пару часов Нёлди и впрямь стало значительно лучше. Голос вернулся к нему, дыхание — прежде рваное и поверхностное — почти стабилизировалось, дрожь прошла, даже черты лица немного разгладились. Между тем дело двигалось к вечеру и нужно было понемногу уносить отсюда ноги.
— Ну что ж, Нёл, пора сказать прости-прощай этому месту. — Киэнн вновь подхватил старого знакомого на руки.
Никс попытался сопротивляться, горячечно клянясь, что сможет идти сам. Ну конечно, если ты не будешь попадать в ногу — ни к чему хорошему твой героизм не приведет.
— Расслабься, ты легкий.
Нёлди нервно поморщился:
— Неловко как-то. Чувствую себя молодой новобрачной.
Киэнн похабно ухмыльнулся:
— Будь спокоен, твоя невинность не пострадает.
Никс отвел глаза. Что-то ты и впрямь сегодня краснеешь и бледнеешь, как юная девственница, дружище. Дорога заняла чуть больше времени, чем обычно, хотя Нёл действительно был легким, как пушинка. Киэнн старался идти плавно и осторожно — расползающийся кровоподтек на правом боку никса внушал ему серьезные подозрения. Нёлди молчал, стиснув зубы и болезненно зажмурившись — похоже, это путешествие все же жестоко отзывалось ему. Завершив путь в нужной точке, Киэнн бережно поставил приятеля на ноги, придерживая под мышки одной правой рукой — нужно было освободить левую для открытия портала. Дверь распахнулась.
— Дальше тебе придется одному — двоих не пропустит. Я приду следом. Фит фьяту призвать сможешь?
Нёлди кивнул.
— Ну вот, спрячься и подожди там немного, лады?
Никс благодарно улыбнулся и крепко обнял Киэнна все еще окровавленными руками:
— Сказать: «я — твой должник» — ничего не сказать. Ты уже в который раз спасаешь мою шкуру.
Киэнн хмыкнул в ответ:
— Ну, я же тебе ее когда-то и подпортил. Так что…
Нёлди отстранился, глаза его странно остекленели, правое плечо напряглось, тело чуть накренилось вперед… В последнюю секунду Киэнн заметил в сжатых на рукоятке кровоточащих пальцах свой собственный кинжал с коротким темным клинком. А потом клинок мягко вошел ему в горло по самую рукоять. Захлебываясь кровью, болью и разом накатившей душной темнотой, Киэнн успел напоследок с горечью отметить про себя, что напоминать об этом, пожалуй, не стоило…
Глава 33. Маскарад
«И коли испьют шал-луа из чаши Шала-Иннан-Нэ, то обрящут они плоть и кровь сызнова. И родятся вновь они в иных обличиях новых: зверьих и пташьих, гадами морскими и червями исполинскими. И идут они безоглядно пить из чаши сей, ибо неизбывна их кручина о Мире…»
Эйтлинн перевернула страницу. Реинкарнация. Интересно, и по какому принципу она раздает свои блага? Есть ли что-то вроде кармы? В соответствии с чем определятся, кто получит облик величественный и могучий, а кто — слабый и низменный? Или перед природой все равны: лев и блоха? И как насчет плоти и крови фейри? Или воплощения в сущность более высокого порядка?
Она все еще никак не могла отмести вероятность существования богов. В конце концов, она ведь и фейри еще недавно считала вымыслом, легендой или, в лучшем случае, давно вымершей расой. А то, что сами магмэллиане в богов вроде как не верят — так ведь они и ошибаться могут.
Следующий стих уже ничего не говорил о Ши-Ланэ и тенях мертвых, но снова воспевал славу и благородство величайшего из фоморских королей. Этих од было слишком много, и просеивать их мусор на предмет чего-либо полезного казалось неблагодарной работой.
Призраки-слуа уже давно перестали повергать Эйтлинн в панический ужас: причинить вреда они ей ни разу не пытались, хотя и особых проявлений любви с их стороны она не замечала. Судя по всему, относились они к ней, как и к своим прежним хозяевам-фоморам: с почтением и опаской. Несмотря на старания поэтов и летописцев, их похвалы благостности и добродетели правителей Аннвна вызывали у Эйтлинн все больше недоверия. Похоже, власть свою они удерживали тем, что иногда допускали к запертому в недрах Стеклянной Башни источнику «тоскующие по Миру» тени. Не всех, но «достойнейших» из них, самонадеянно возложив на себя венец высших судей. При том ничто однозначно не указывало на причастность фоморских королей к сотворению Ши-Ланэ. Больше походило на беззастенчивый грабеж. Украденное сокровище. Ну, неспроста же в средневековой Ирландии слово «фомор» стало прозвищем пирата. Йо-хо-хо, и бутылка рома!
Эйтлинн подтянула поближе бутылку единственного напитка, который только был в ее распоряжении, и сделала малюсенький глоточек. Водой Ши-Ланэ лучше не злоупотреблять. Если она будет продолжать в том же темпе — вполне продержится еще три-четыре месяца. Ежели только понадобится. Дозировку она давно рассчитала и сверила с фоморскими трактатами.
В зеркальном стекле бутылки отразилось странное, чужое лицо. Любопытно, что истощения она не чувствовала, да и никаких других неприятных симптомов тоже. Даже тех, которые в ее представлении должны быть связаны с беременностью, которая, конечно, давно стала несомненной. Как будто тело ее искусно подстраивалось к своему новому состоянию, обзаводясь новым, повышенным запасом выносливости, чтобы полностью компенсировать утерянную легкость. Но к своему новому отражению в зеркалах она все еще никак не могла привыкнуть. Более того — оно ее пугало.
Хотелось бы знать, что ты скажешь, Киэнн, когда увидишь меня такой? Соврешь, что я сказочно похорошела? Будешь плеваться и проклинать тот день, когда связался с фоморским чудищем? Или просто не узнаешь?
Надеюсь, что у тебя все хорошо. Что ты не злишься на меня за мое упрямство и мою… Да что уж там! Мою проклятую стервозность. Потому как бить по самому больному, лишний раз напоминая мужчине, что «он ничего не решает» — не самый лучший способ наладить отношения. Надеюсь, ты не забыл обо мне, как только перешагнул порог между мирами…
Хотя забыть-то ты как раз не мог — с твоей-то памятью. А вот подыскать замену — наверняка без труда. Вряд ли я хоть в чем-то лучше других женщин-фейри. Полагаю, они все куда красивее, умнее, опытней. Они — настоящие. А я? Фальшивка, подменыш, урод. Заклятый враг. Что я могу дать тебе такого, чего не дадут они? Ребенка, которого ты не хочешь?
Может быть, все дело именно в этом. А вовсе не в том, что ты не хотел оставлять меня здесь одну. Ты умеешь лгать, Дэ Данаан, искусно лгать. На самом же деле ты попросту боишься его еще больше, чем меня. Зачем оно тебе, это дитя с фоморской кровью? Которому предстоит однажды стать твоим королем? Потомок твоих врагов, тех, от кого вы едва избавились…
И все же надеюсь еще увидеть тебя по ту сторону жизни и смерти. Не по эту…
Может быть, мне и впрямь не следовало отпускать тебя? Не следовало грезить о несбыточном, толкать тебя навстречу судьбе, воображая себя богиней, благословляющей героя на подвиг? Может быть, с меня было достаточно Киэнна-беглеца? Киэнна-шута, Киэнна-пройдохи, Киэнна-жиголо? Киэнна-человека?..