— Ну, Дашка, я жду.
Она по-прежнему не отвечала, он тяжело устало вздохнул:
— Хорошо, давай по порядку. Когда?
— На той неделе, — еле слышно прошептала она.
— Не шепчи, не слышу, — рявкнул он.
— На той неделе, — громче повторила она и с вызовом посмотрела на него.
— С кем?
— С бывшим.
— Где?
— Какая разница, — она нервно дернула плечом и фыркнула. — Дома у него, в прихожей, у правой стенки, стоя. Показать место преступления?
— Покажешь. Позже. И зачем?
Она пожала плечами.
— Зачем? — повторил он вопрос, как непонятливому ребенку.
— Ну, думала, может, он еще любит меня, — она сжала губы и снова опустила взгляд.
— И что? Любит?
Она помотала головой и еще ниже склонила голову, спустя несколько мгновений послышался шмыг. Слезы побежали по щекам.
— Дура — баба, — выругался Сергей.
Она долго всхлипывала, сидя у двери, уткнувшись в коленки, он стоял у окна, задумчиво разглядывая двор.
— Ну что, наревелась? — спросил, когда она немного утихла и лишь редко хлюпала носом. Он присел рядом на корточки. — Даша, ты вроде умная девчонка, я тебе еще раз объясняю, трахаю тебя только я. Только я. Больше — никто. Прям абсолютно — никто. Неужели непонятно? Ни бывший, ни будущий, ни даже если там будет какой-нибудь Бред Пит. Никто.
— Мне не нравится Бред Пит.
— А кто нравится?
— Ну, Дилан О'Брайн, например.
— Хм, ну, значит, вот даже этот… Дилан. Понятно?
— Угу.
— Иначе мне будет казаться, что я тебя не удовлетворяю. А такое бьет по самолюбию мужчины. Так нельзя. Понимаешь? Не надо будить во мне зверя, даже если у тебя там чешется. Я просто размажу и тебя, и того, с кем ты там пихалась. В буквальном смысле. Забью до смерти. Поняла?
— Да. Но у меня не чешется.
— Дашка, ну кому ты говоришь? Тебя можно трахать сутками, и ты сутками будешь скулить от удовольствия.
— Не правда, — обиделась.
— Правда, Заяц, правда.
Это, и в самом деле, наверное, была правда. За месяц оказалось она соскучилась по сексу (то «нечто» в Димкиной прихожей считать за полноценную близость было смешно). Даше и Сергею повезло — родители остались на даче, Андрей в лагере подрабатывал вожатым. Вся ночь была в их распоряжении. Сергей не был нежным, но упрямо, раз за разом доводил Дашку до оргазма
— Давай кончай, Заяц, кончай, — шипел на нее он и подводил к судорожным вздрагиваниям. — Вот так, молодец. — Немного пережидал, когда волна схлынет и продолжал дальше. Она слабо протестовала. Все нервные окончания были оголены, и каждое прикосновение вызывало боль. — Нет, Дашка, надо еще. Чтобы надолго хватило, — настойчиво твердил Серега. Боль постепенно переходила в сладкую боль, она вскрикивала и при каждом жестком толчке еще жестче двигалась навстречу, пока не наступал момент, когда она снова в бессилии растекалась. В итоге умаялись оба и вырубились так и не размыкаясь, до самого утра.
Утром, открыв глаза, Даша поморщилась. Тело ныло, внизу все саднило и жгло. Пальцы Сергея внутри нее вызывали сильный дискомфорт.
Она тихо попыталась освободиться.
— Куда? — Сергей тут же быстро перехватил ее и грубо прижал животом к постели. Мгновение и он уже ворвался в нее. Она не могла припомнить, было ли ей когда еще так больно. Каждое малейшее движение — как пытка. Сжав зубы, ожидала окончания. Еще раз, еще раз, еще раз, десять, двадцать, тридцать, пятьдесят — это не заканчивалось. Слезы катились из ее глаз, она тихо хныкала. Хныканья перешли во всхлипы, всхлипы в рыдания, а он все не кончал. Наконец, он, так и не кончив, вышел. Шлепнул ее по голой попе, чмокнул в растрепанный затылок.
— Будь послушной, Зайка. Ты же у меня хорошая девочка.
Хорошая девочка так и лежала, сжавшись в комок, тихо глотая слезы, когда входная дверь хлопнула и он ушел.
В конце августа Сергей приехал ее забирать. Снова неожиданно возник на пороге:
— Ну, хоть в этот раз ты ждала?
— Не-а, — на ее лице светилась улыбка.
— Заяц, ты неисправима! — он тоже улыбался, — придется снова тебя учить, — вкрадчиво шепнул он ей, притягивая к себе. Но тут вышла в коридор мама и он отстранился. — Добрый вечер, — кивнул учтиво.
Знакомство с родителями Даши не входило в его планы, но он достойно вынес эту формальность. Его вдруг с дороги взялись кормить, и пока Дашка собиралась, навязчиво выпытали всю подноготную. Из рассказа Сергея выяснилось, что ему двадцать семь лет, работает он в частной охране. Сам из рабочего класса: мама и отчим — среднестатистические рабочие. Образование девять классов. Не учился, потому что имел условную судимость по малолетке. С учебой, в общем, не сложилось. Был женат, двое детей. С детьми нет, не видится и алименты не платит. Состоит на учёте в ПНД. Квартира двухкомнатная, взята в ипотеку.
— Ну прям не мужчина, а мечта, — задумчиво произнесла мама. — И с Дашей у вас что?
— С Дашей у нас полное взаимопонимание, — невозмутимо ответил Сергей.
— Да уж, главное — не размножайтесь, — пробурчала она в полном смятении.
— Ну и зачем надо было нести всю эту чушь? — спросила его Даша после, когда они уехали.
— Что именно, для тебя чушь, Заяц? — Сергей был очень серьезен.
— То есть, хочешь сказать, все что ты там наплел — это правда?
— Абсолютно.
Она ненадолго заткнулась переваривая информацию, но потом все-таки опять полезла с расспросами:
— И почему ты не платишь алименты?
Он хмыкнул:
— Я так понимаю, из всего тебя заинтересовало только это?
— Нет, на самом деле мне больше интересно про ипотеку, — Дашка съязвила.
Сергей не хотел продолжать разговор, нахмурился и напряженно следил за дорогой, но через какое-то время все же отозвался:
— Нет надобности платить, вот и не плачу, — голос его прозвучал равнодушно и спокойно.
— Тебя что, родительских прав лишили? — насторожилась она.
— Да в одночасье лишили всего, — согласился он. — Даш, мне неприятен этот разговор.
— Ты сам его начал, — буркнув недовольно, осмелилась она упрекнуть, — и именно вот это надо было сказать моей маме! Больше нечего?!
— Потому что нех*р лезть куда не надо. — взвинтился Сергей. — Ко мне мои родители не лезут, посторонних только еще не хватало.
— Потому что если твоим родителям на тебя пох*р, то мои как бы переживают, с кем я и что, — Даша снова огрызнулась, — знаешь ли, они прям всю жизнь мечтали, чтоб их дочь связалась с разведенным уголовником-наркоманом, настругавшим двоих детей, на которых он потом забил.