Расскажи мне, как живешь - читать онлайн книгу. Автор: Агата Кристи cтр.№ 37

Макс сдерживается, но говорит, что теперь понимает, почему бывает армянская резня!

Мы наконец добираемся домой, где нас приветствует Ферхид, заявляя, что он бы хотел «уйти в отставку», так как он и Али не перестают ссориться!

Есть цена, которую приходится платить за высокое положение. Из наших двух домашних слуг Субри, неоспоримо, лучший. Он сообразителен, быстр, восприимчив и всегда весел. Его общий свирепый вид и огромный нож, старательно заточенный, который на ночь он кладет под подушку, – это просто мелочи! Так же как и тот факт, что каждый раз, что он просит отпустить его, оказывается, что ему надо навестить кого-то из родственников, заточенных в тюрьму в Дамаске или еще где-то за убийство. Эти убийства, серьезно объясняет Субри, все были необходимы. Речь шла о чести или о престиже семьи. И это подтверждается тем, говорит он, что никто из них не был осужден на долгий срок.

Субри, таким образом, намного более желанный слуга; но Мансур, по праву более долгой службы, главный слуга. Мансур, хотя и оправдывает утверждение Макса, что он слишком глуп, чтобы быть нечестным, тем не менее, говоря прямо, он – как боль в шее!

И Мансур, так как он старший слуга, обслуживает нас с Максом, в то время как Полковник и Бампс, будучи, предположительно, ниже рангом, пользуются услугами умного, веселого Субри.

Иногда, рано утром, меня охватывает чувство ненависти к Мансуру! Он входит в комнату, постучав раз шесть, так как сомневается, были ли многократные возгласы «Входи!» действительно обращены к нему. Войдя, он останавливается и, тяжело дыша, неуверенно балансирует двумя чашками крепкого чая.

Медленно, шаркая ногами и громко хрипло дыша, он пересекает комнату и ставит одну из чашек на стул у моей кровати, пролив при этом большую часть чая на блюдечко. Ему сопутствует сильный аромат в лучшем случае лука, в худшем – чеснока. Ни тот ни другой не доставляют удовольствия в пять утра.

Пролитый чай приводит Мансура в отчаяние. Он тупо смотрит на чашку и блюдце, качая головой и в сомнении трогая их двумя пальцами.

Яростным, полусонным голосом я говорю: «Оставь так!»

Мансур вздрагивает, тяжело дышит и, шаркая, направляется через комнату к Максу, где все повторяется снова.

Затем он устремляет свое внимание на умывальник. Он берет эмалированный таз, осторожно несет к двери и выливает снаружи. Он возвращается с ним, наливает приблизительно на дюйм воды и начинает старательно возить по нему одним пальцем. Этот процесс занимает порядка десяти минут. Затем он вздыхает, выходит и возвращается с горячей водой в жестянке от керосина, ставит ее и медленно уходит, шаркая ногами, при этом он закрывает дверь так, что она тотчас открывается снова!

Затем я выпиваю холодный чай, встаю, сама мою таз, выплескиваю воду, хорошенько закрываю дверь и начинаю день.

После завтрака Мансур приступает к уборке спальни. Первое его мероприятие после того, что он расплескал достаточно воды вокруг умывальника, это вытереть пыль, старательно и методично. Это дело он выполняет совсем неплохо, но занимает оно у него уйму времени.

Удовлетворенный первым этапом работы по дому, Мансур выходит, берет метлу местного образца, возвращается с ней и начинает яростно мести пол. Подняв жуткую пыль, так что воздух становится непригодным для дыхания, Мансур стелит постели – или таким образом, что ваши ноги немедленно оказываются голыми, как только вы ложитесь в постель, или же – по его второму методу, так, что одеяло и простыня до половины их длины подоткнуты под матрас, а их верхний край достигает только до вашей талии. Я не говорю уж про такие менее важные особенности стиля, как переслаивание простынь и одеял через одно или одевание обеих наволочек на одну подушку. Эти полеты фантазии проявляются только в те дни, когда стелется чистое белье.

Наконец, кивнув головой в знак одобрения, Мансур пошатываясь выходит из комнаты, измученный нервным напряжением и тяжелой работой. Он к себе и своим обязанностям относится очень серьезно и исключительно добросовестен. Это его отношение произвело глубокое впечатление на остальной штат, и Димитрий, повар, совершенно серьезно говорит Максу: «Субри очень усерден и старателен, но, конечно же, ему не хватает знания и опыта Мансура, который обучен всем порядкам, Хвайя!» Не желая подрывать дисциплину, Макс вынужден издавать звуки, означающие согласие, но мы оба с завистью наблюдаем, как Субри весело встряхивает и складывает одежду Полковника.

Однажды я вмешалась, попытавшись внушить Мансуру свои представления о правилах работы по дому, но это было ошибкой. Я только запутала его и пробудила его природное арабское упрямство.

«Эти идеи Хатун не практичны, – грустно говорит он Максу. – Она требует, чтобы я клал листья чая на пол. Но листья чая кладут в чайник, чтобы пить. А как я могу вытирать пыль в комнате после того, как я подмел? Я убираю пыль со столов и она падает на пол, а затем я ее подметаю с пола. Это только разумно».

Мансур очень тверд в убеждении о том, что именно разумно. Просьба Полковника подать джем, чтобы добавить его в лебен (кислое молоко), вызывает немедленный отпор Мансура: «Нет, в этом нет необходимости!»

В Мансуре сохраняются некоторые следы военной традиции. Если его зовут, он немедленно откликается «Present ^[81]». И он объявляет и ленч, и обед простой формулировкой: «La Soupe! ^[82]».

Но вот час подготовки ванн, непосредственно перед обедом – это то время, когда Мансур чувствует себя уверенно. Здесь Мансур командует, и ему не приходится ничего делать самому. Под его руководящим взором Ферхид и Али приносят с кухни большие жестянки от керосина, полные кипятка, и еще жестянки с холодной водой (в основном с глиной) и выставляют ванны – это большие круглые медные предметы, похожие на огромные тазы для варенья. Позднее Ферхид и Али, опять же под наблюдением Мансура, вытаскивают эти медные тазы и выливают их, обычно сразу же за входной дверью, так что, если неосторожно выйти после обеда, то легко поскользнуться на жидкой глине и свалиться во всю длину.

Али с тех пор, как он был возведен в ранг почтового мальчика и стал обладателем велосипеда, чувствует себя выше примитивной ежедневной работы руками. На долю встревоженного Ферхида выпадает бесконечное ощипывание птиц и ритуальное мытье посуды, которое происходит с использованием огромного количества мыла, но почти без воды.

В тех редких случаях, когда я вхожу в кухню, чтобы «показать» Димитрию приготовление какого-нибудь европейского блюда, тотчас настойчиво начинают внедряться самые высокие стандарты гигиены и вообще чистоты.

Стоит мне только взять вполне чистую на вид миску, как у меня ее сейчас же отбирают и вручают Ферхиду: «Ферхид, вымой это, чтобы Хатун могла пользоваться».

Ферхид хватает миску, старательно намыливает ее внутри желтым мылом, быстро протирает мыльную поверхность и возвращает миску мне. У меня возникают внутренние опасения, что суфле, сильно приправленное мылом, не получится действительно вкусным, но я подавляю их и заставляю себя продолжать.