– Ладно, – пробормотал он. – А я при чем?
– Просто ставлю в известность. У меня с собой есть целый набор отмычек. Попытаюсь их использовать.
– А что вы там будете делать? – напрягся Горелов.
– Осматривать территорию.
– Обыск?
– Упаси, боже. Просто осмотрюсь.
– И я вам тоже там нужен?
Я осмотрела его с головы до ног.
– Сгодитесь.
– Ну, спасибо. Обрадовали. Теперь жизнь обрела смысл.
Горелов молча скрылся в комнате. Вернулся через минуту с сумкой через плечо.
– Набор на все случаи жизни, – сообщил он, похлопав по сумке. – А это законно?
– Ну, я же показала вам удостоверение, – напомнила я. – И я дружу с подполковником Кирьяновым. Перед ним и буду отвечать. И потом, Егор, мне бы даже хотелось, чтобы вы были рядом. В память о Елене.
– О’кей, – тут же согласился Горелов, открыл входную дверь и пропустил меня вперед.
* * *
Несколько минут мы пытались вынюхать из замочной скважины запах гари, но ничего похожего не обнаружили. Горелов хотел было сломать замок одним из своих инструментов, но я опередила его, достав отмычки.
Несмотря на то что замок был простым, поддался он не сразу.
Мы зашли в квартиру и аккуратно прикрыли за собой дверь. Не хватало еще, чтобы нас застукали любопытные соседи.
По ушам тотчас ударила тишина.
– Никого, – констатировала я.
Егор вжался в стену. Вид его был очень растерянным.
– Постойте тут, – попросила я.
Оставив Горелова у порога, я бегло осмотрела квартиру. Никого.
По пути обнаружила комнату Вики.
Это была ее комната, не Елены, ошибиться было трудно. Самая обычная обстановка. Никаких кровавых рисунков на обоях. Светлые занавески, разноцветный плед вместо одеяла на разобранной кровати. На полках книжного шкафа книги на английском языке. На подоконнике ряд смешных кактусов. Ноутбук в корпусе цвета бронзы. Большие красные наушники, висевшие на спинке стула.
Ни одного депрессивного элемента. А ведь именно в этих стенах девушка в прямом смысле сходила с ума.
На кухню я снова зашла первой. Еще стоя на лестничной площадке, поняла, что Елена в момент трагедии ничего не пекла и не жарила. Конфорки были выключены.
Я подошла к распахнутому окну и наступила в лужу.
– Егор, подойдите сюда, – попросила я.
На полу виднелись многочисленные водные разводы. Будто бы кто-то нес чашку в тот момент, когда у него тряслись руки, и из чашки выплескивалась вода. Отсюда лужицы, которые не успели высохнуть.
Под самим окном стоял таз, в котором плавала губка для мытья посуды. На дне таза под толщей воды застыла зеленая субстанция.
Я присела на корточки и сунула палец в воду, поболтала им. На поверхности воды появились пузыри.
– Кажется, это средство для мытья посуды, – догадалась я. – И оно на дне тазика. Елена собиралась мыть окна, но не успела размешать его в воде. Что-то отвлекло.
– То есть к уборке она приступить не успела? – шепотом спросил Горелов.
Я распрямилась и всмотрелась в оконные стекла.
– Они сухие, – подтвердила я. – Видите разводы? Такие следы оставляет дождь на поверхности, которая была покрыта грязью. К окнам не прикасались. Их не мыли.
– Но таз с водой говорит об обратном, – заметил Горелов.
– Это ни о чем не говорит, Егор.
Он устало опустился на стул, стоявший тут же.
– Не сходится, – пробормотал он. – Обычно как происходит? Воду ставят на подоконник, а потом уже моют окна. Получается, что Елена приготовила таз с водой, налила туда какую-то хрень, чтобы лучше отмывалось, даже вон губку в воду бросила, но к окнам даже не притронулась. Окно открыто. Значит, она все же планировала протереть эти чертовы стекла. Но потом получается какая-то фигня. Таз там, а она тут. Ей что, каждый раз спрыгивать с подоконника, чтобы намочить губку, а потом забираться обратно? Или она передумала что-то мыть и решила выброситься из окна? Что мы видим? Что ее сгубила уборка, которой не было?
Он был прав. Все выглядело именно так, как он описал.
– Похоже на то, – согласилась с ним я. – Все говорит о том, что она случайно оступилась, хотя на самом деле все было не так. Версия о том, что ей помогли «случайно» упасть с большой высоты, звучит очень здраво. Иначе бы все тут выглядело совсем по-другому. Не так чисто. Не так идеально. И пол не был бы мокрым. Такое впечатление, что кто-то поспешил наполнить таз водой, расплескав ее.
– Да, выглядит так, словно воду разлили специально, – поддержал меня Горелов.
– Или случайно, – добавила я. – Если очень торопились.
* * *
Перед уходом я решила осмотреть помещения более детально.
В комнате Елены царил абсолютный хаос. На всех поверхностях лежал заметный слой пыли. Кое-где стояли чашки с недопитым чаем. В кресле я увидела ком из выстиранного, но не глаженого белья. Взгляд упал на столик с косметикой, и вот тут все было иначе. Нет, бардак никуда не исчез, но кремы, лаки для ногтей и флаконы с духами были как на подбор брендовыми.
Тут же стояла рамка с фотографией. Красивая женщина с темными короткими волосами улыбалась фотографу, приподняв обнаженное плечо. Этакая француженка, и кадр случайно подловлен во время прогулки по солнечному Парижу.
Очевидно, это и была Елена Соломко, но уточнять у Горелова я ничего не стала.
Напоследок я подошла к окну. Стекла плохо пропускали свет. Их не мыли года три точно.
Горелов все это время стоял в коридоре. В комнату Елены он заходить не стал.
– Ведите дальше, – попросила я. – Вы тут лучше меня разбираетесь.
– А что вы все-таки ищете, Татьяна? – глухо спросил он.
Я была готова к его недовольству. Моя работа выглядела для него бесцеремонным любопытством, а многие действия были лишены смысла. Ему казалось, что я просто глазею, изображая серьезную мозговую деятельность. Не работаю. И не имею никаких прав тут хозяйничать.
– Я ищу что-то, что прояснит ситуацию, – честно ответила я. – Какие-то следы или намеки на то, что произошло на самом деле. Я понимаю ваши чувства, Егор. Правда, понимаю. Но что-то важное может найтись в любом месте.
– Что-то важное? – переспросил он.
– Что-то важное, – повторила я.
– Ладно, – сдался он.
Похоже, мне удалось его немного успокоить.
– Тут еще есть одна комната. Она в конце коридора. Знаю потому, что я там карниз вешал. Нам сюда.
Войдя в комнату, я обалдела. Это был кабинет какого-нибудь ученого времен конца двадцатого века. Письменный стол, настольная лампа с абажуром, украшенным бахромой. На полу темно-зеленый ковер.