«Ты в порядке,» сказал я. Я встал и взял ее руку в свою. Ее
кожа была приятной, и мягкой как мокрый шелк. Натруженная рука, старого
человека.
«Мне снилось, что мы были в парке в Нью-Хэмпшире,» сказала
она. Я посмотрел на нее, почувствовав как холодок прошел по спине. «Да?»
«Ага. Стояли в очереди на этот аттракцион… который
поднимается в высь. Ты помнишь?»
«Пуля,» сказал я. «Да мам, я помню.»
«Ты испугался, а я накричала на тебя.»
«Нет мам, ты -"
Ее рука сжала мою, и я увидел как уголки ее рта сжались. Это
нетерпеливое выражение всегда появлялось, когда, она знала что права.
«Да,» сказала она. «Я накричала на тебя и ударила. Сзади… по
шее, ведь так?»
«Да, мам,» сдался я. «Именно так.»
«Я не должна была,» сказала она. «Было жарко, я очень устала,
но все равно… я не должна была этого делать. Я хочу извиниться перед тобой.»
Я снова почувствовал, как по щекам текут слезы. «Ничего мам.
Это ведь было давно.»
«Ты так и не прокатился,» прошептала она.
«Нет мам,» сказал я. «Я все же прокатился.»
Она улыбнулась мне. Она выглядела, маленькой и слабой,
совсем не похожей на ту злую, грузную женщину накричавшую на меня и давшую мне
по шее, когда мы подошли к концу очереди. Быть может она заметила на себе чей-то
взгляд, одного из тех кто тоже стоял в очереди – потому что я помню как она
сказала-На что это ты уставился? – выводя меня из очереди, ведя под палящим
солнцем держа за шкирку… но мне не было больно, она ударила меня совсем не
сильно; и я был ей даже благодарен, за то что она увела меня от этой страшной
громыхавшей высоченной конструкции, с кабинками на обоих концах, от этого
вращающегося монстра.
«Мистер Паркер, вам действительно пора,» сказал сестра.
Я поднял руку мамы к губам и поцеловал ее. «До завтра,»
сказал я. «Я люблю тебя, мам.»
«Я тоже люблю тебя. Алан… прости за все эти подзатыльники. Я
не должна была этого делать.»
Но она все же делала это. И я принимал это за должное. Это
было нашим маленьким семейным секретом, что-то заложенное в генах.
«Увидимся завтра мам. Хорошо?»
Она не ответила. Ее глаза снова закрылись, больше не
отрывшись. Ее грудь поднималась медленно и часто. Я отступил от кровати, не
отводя от нее глаз.
Уже в коридоре я спросил медсестру, «С ней будет все в
порядке? Правда?»
«Нельзя сказать с уверенностью, Мистер Паркер. Она пациента
доктора Нунализа. Он очень хороший специалист. Завтра, вы сможете сами
поговорить с ним-"
«А что вы думаете?» «Я думаю что с ней будет все нормально,»
сказала сестра, ведя меня по коридору по направлению к лифту. «Она очень
сильная женщина, и все обследования показали, что это был лишь легкий инсульт.»
Она ненадолго замолчала. «Конечно ей придется кое-что изменить. Ее диету… стиль
жизни…»
«Вы имеете ввиду сигареты.»
«О да. От этого тоже нужно отказаться.» Она говорила так,
будто бы отказаться от этой привычки, для моей матери было также просто, как
переставить вазу со стола в гостиной в холл. Я нажал кнопку, и двери лифта на
котором я приехал, тут же открылись. В отсутствии посетителей, жизнь в
Центральной больнице штата Мэн словно замирала.
«Спасибо за все,» сказал я.
«Не за что. Простите что напугала вас. Я действительно
сказала глупость.»
«Не за что,» произнес я, словно вторя ее словам. «Ничего
страшного.»
Я вошел в лифт, и нажал кнопку первого этажа. Сестра подняла
руку и легонько помахала ей. Я тоже помахал ей, и двери лифта захлопнулись.
Лифт поехал. Я взглянул на следы оставленные на своих руках, и подумал, что я
был самым ужасным существом, самым низким из всех. Даже если это был всего лишь
сон, я был самым, черт побери, нижайшим. Забери ее, сказал я. Она была моей
матерью, но все же я сказал: Бери мою мать, не трогай меня. Она вырастила меня,
работала ради меня, стояла вместе со мной в очереди под палящим солнцем в этом
маленьком грязном парке развлечений в Нью-хэмпшире, как я мог сомневаться.
Забери ее, не трогай меня. Цыплячье дерьмо, ты хреново цыплячье дерьмо.
Когда двери открылись, я вышел из лифта и направился к урне,
жетон был там, лежал в чьем то почти пустом стакане из под кофе: Я ЕЗДИЛ ВЕРХОМ
НА ПУЛЕ В ПАРКЕ УЖАСОВ, Лакония. Наклонившись я выудил жетон из холодного кофе,
в котором он плавал, и обтерев о свои джинсы положил в карман. Я не должен был
его выбрасывать. Это был мой жетон – мой талисман, мой. Я вышел из больницы на
прощание помахав Ивон рукой. Снаружи, луна, плывущая в ночном небе, наполняла
все вокруг своим странным и одновременно прекрасным светом. Никогда я еще не
чувствовал себя таким уставшим и опустошенным. Если бы я мог выбрать снова, я
бы выбрал себя. Каким смешным бы это не казалось, но я думал что смогу жить с
тем, что она умерла бы из-за меня. Ведь разве это не тот самый классический конец,
как во всех этих чертовых историях с привидениями.
Старик сказал, никто не остановит тебе машину в городе, и
это было чистой правдой. Я шел по городу – три квартала по Лисабон-стрит,
девять по Канал-Стрит, проходя мимо всех этих клубов с музыкальными автоматами,
игравшими песни Незнакомца и Леда Зеппелина и французский AC/DC – даже не думая
остановить попутку. Мало ли что могло произойти. Было уже одиннадцать когда я
добрался до моста DeMuth. Идя по Харлоу-стрит я остановил первую же машину и
через сорок минут, я уже искал ключи от дома под красной тачкой стоявшей у
двери сарая, а через десять минут я уже был в постели. Засыпая, я подумал, что
первый раз я был в этом доме, совсем один.
В девять пятнадцать утра, меня разбудил телефонный звонок. Я
думал, что это звонили из больницы сказать, что моей матери внезапно стало хуже
и она умерла всего несколько минут назад, так жаль. Но это была миссис
Мак-Курди, позвонившая убедиться что я добрался нормально, и допытываясь всех
подробностей моего ночного визита в больницу, она просила меня повторить все с
начала три раза, и в третий раз, я чувствовал себя преступником оказавшимся на
допросе в полиции, совершившим как минимум убийство, она так же
поинтересовалась, не хотел ли я присоединиться к ней чтобы днем вместе съездить
в больницу. Я сказал что это было бы просто замечательно.
Повесив трубку, я направился к большому зеркалу висевшему на
двери в спальню. Из него на меня глядел, высокий, небритый молодой человек, с
небольшим пузом, на котором были лишь мятые трусы. «Ты должен перестать думать
об этом», сказал я своему отражению. «Не можешь же ты до конца жизни
вздрагивать от каждого телефонного звонка, думая что это касается твоей
матери.»