– Давай вернемся, пока еще есть время. Вот мой совет.
– Ага. Отчего бы тебе не вывесить на дороге знак «ПОКАЯНИЕ»?
– Это что, шутка?
– Не знаю, Мэри, – мрачно произнес он и уселся, поглядывая
то на карту, то на местность за заляпанным ветровым стеклом. Они были женаты
почти пятнадцать лет, и Мэри достаточно хорошо знала его и была уверена, что он
будет настаивать на том, чтобы ехать вперед… не только несмотря на неожиданную
развилку, а как раз из-за нее.
«Когда Кларка Уиллингема гладят против шерстки, он не
отступит», -подумала она, прикрывая рот, чтобы он не заметил ее усмешки.
Она не успела. Кларк взглянул на нее, приподняв бровь, и ее
кольнула неприятная мысль: если она за столько времени научилась читать его так
же легко, как школьную хрестоматию, то ведь и для него она так же ясна.
– В чем дело? – спросил он чуть-чуть повышенным тоном. Вот
тут-то -даже до того, как она уснула, дошло до нее теперь, – рот у него начал
стремительно уменьшаться. – Хочешь принять участие, дорогая?
Она покачала головой:
– Просто горло прочищаю.
Он кивнул, сдвинул очки на лоб и склонился над картой, почти
уткнувшись в нее носом.
– Ладно, – сказал он, – свернуть надо налево, потому что мы
так попадем на юг, в Токети-Фоллс. Другое ответвление ведет на восток. Наверно,
к какому-то ранчо.
– Если на ранчо, то почему дорога имеет разметку посередине?
Рот Кларка еще чуть уменьшится.
– Дорогая, ты не представляешь, какие богачи бывают среди
этих фермеров.
Она хотела сказать ему, что времена разведчиков пионеров
давно прошли, что он вовсе не рискует головой, а потом решила, что ей гораздо
больше хочется подремать на солнышке, чем грызться с мужем, особенно после
такой восхитительной прошлой ночи. В конце концов, куда-то же они приедут, так
ведь?
С этой утешительной мыслью, под тихое мурлыканье Лу Рида о
последнем великом американском ките Мэри Уиллингем уснула. К тому времени, когда
выяснилось, что выбранная Кларком дорога никуда не годится, ей снилось, что они
вернулись в то кафе в Окридже, где накануне ели ленч. Она пытается всунуть
монетку в музыкальный автомат, но щель забита чем-то, похожим на мясо. Один из
мальчишек, игравших на стоянке, проходит мимо нее с роликовой доской под мышкой
и в сбитой набекрень ковбойской шляпе.
«В чем тут дело?» – спрашивает его Мэри.
Мальчишка подходит, бросает равнодушный взгляд и пожимает
плечами. «Просто труп какого-то типа разодран на кусочки для вас и для других.
Мы тут ничего плохого не делаем; это массовая культура, дорогуша».
Потом протягивает руку, неожиданно щипнет ее за грудь и
топает дальше. Оглянувшись на автомат, она видит, что он весь залит кровью и в
нем плавает что-то расплывчатое, отдаленно похожее на части человеческого тела.
«Может, отложить бы этот альбом Лу Рида», – думает она, и в
луже крови за стеклом на диск ложится пластинка – именно та, что ей хотелось,
-и Лу начинает петь «Целый автобус веры».
Пока Мэри снился этот тягостный сон, дорога все ухудшалась,
ухабы становились все больше, пока не слились в один сплошной ухаб. Альбом Лу
Рида – очень большой – кончился и завелся сначала. Кларк не обращал на это
внимание. Приятная улыбка, с которой начинался день, исчезла без следа. Рот у
него сжался до размеров розового бутона. Если бы Мэри не спала, она бы заставила
его развернуться обратно. Это он знал, как и знал то, каким взглядом она
посмотрит на него, когда проснется и увидит эту узкую полоску крошащегося
щебня, сдавленную с обеих сторон густым сосновым лесом, в который никогда не
заглядывало солнце. Ни одна встречная машина не попалась с тех пор, как они
свернули с шоссе N 42.
Он знал, что нужно было вернуться – Мэри терпеть не могла,
когда он встревал в подобное дерьмо, забывая при этом, что гораздо чаще ему
удавалось безошибочно находить путь в переплетениях дорог (Кларк Уиллингем
принадлежал к тем миллионам американских мужчин, которые убеждены, что у них в
голове компас), – но он продолжал катить вперед, поначалу из упрямой
уверенности, что они обязательно попадут в Токети-Фоллс, а потом лишь слабо
надеясь на это. Впрочем, развернуться действительно было негде. Если
попробовать, то «Принцесса» по ступицы колес завязнет в болотистой канаве,
примыкавшей к тому, что по недоразумению называлось дорогой, и Бог знает,
сколько времени пройдет, пока не появится буксировщик, или сколько миль надо
будет идти за ним пешком.
Потом наконец он выехал на место, где можно было
развернуться, очередная развилка, и все же решил не делать этого. Причина была
проста: правая дорога была из гравия с глубокими колеями, поросшими густой
травой, а левая – широкая, асфальтированная и разделена пополам желтой чертой.
Согласно компасу в голове Кларка, эта дорога вела на юг. Он уже чуял
Токети-Фоллс. Пятнадцать километров, ну двадцать пять – тридцать максимум.
Однако он еще поразмыслил, стоит ли разворачиваться. Когда позже он рассказал
об этом Мэри, то увидел сомнение в ее глазах, но это действительно было так. Он
решил ехать дальше потому, что Мэри зашевелилась, и он был совершенно уверен,
что на разбитом, ухабистом участке, который он только что проехал, она
проснется… и только взглянет на него своими прекрасными голубыми глазами.
Только взглянет. Этого будет достаточно.
И вообще, зачем тратить полтора часа на обратную дорогу,
когда до Токети-Фоллс рукой подать? «Посмотри на дорогу – подумал он. – Разве
такая трасса может иссякнуть?»
Он выжал сцепление, выехал на левую дорогу, и, конечно же,
она иссякла. За первым же холмом исчезла желтая полоса. За вторым кончился
асфальт, и он катил по грунтовой дороге, и темный лес все ближе подступал к
обочине, а солнце – Кларк впервые обратил на это внимание – было уже под другую
сторону горизонта.
Асфальт кончился так внезапно, что Кларк не успел
притормозить и перевести «Принцессу» на другую передачу: взвизгнули рессоры, и
ее сотряс мощный толчок, от которого Мэри проснулась. Она вскочила и перепугано
огляделась. «Где…» – начала она, а затем в довершение всех событий этого дня
послышался неразборчивый голос Лу Рида, который выстреливал слова медленной
песни «Добрый вечер, мистер Вальдхайм» со скоростью группы «Элвин и бурундуки».
– Ох! – произнесла она и нажала кнопку выброса. Голос Рида
захлебнулся; длинные уродливые жеванные полосы магнитной ленты полезли из щели.
«Принцесса» въехала в огромную лужу, вильнула влево, а затем
выползла, словно чайный клипер, счастливо миновавший шторм.
– Кларк?
– Не говори ничего, – процедил он сквозь плотно сжатые зубы.
– Мы не заблудились – через пару минут появится асфальт, может быть, за
следующим поворотом.