В этот момент мне вдруг показалось, что у Синтара были очень красивые глаза. Красивые и грустные. Он вдруг поднял мою ладонь, заставив коснуться своей щеки. Того самого шрама, что всегда был скрыт светлой прядью волос. Рваная линия шла от глаза вниз, переходя на шею.
Затаив дыхание, ощущая, как по позвоночнику прокатывается дрожь, я провела пальцами по его щеке, пытаясь осторожно нанести мазь.
Но, оказалось, что это еще сложнее, чем с обнаженным телом. Там можно было представить, что Синтар на меня не смотрит. А сейчас я слишком отчетливо видела, что он не сводит с меня глаз.
А затем в какой-то момент он просто прижал мою ладонь к своей щеке.
Я замерла, боясь шевельнуться, чувствуя, как под кожей будто зашевелились раскаленные змеи. И в следующий миг Синтар сам поднял руку и коснулся моего лица. Скользнул по шее, едва дотрагиваясь, словно боялся напугать.
Но разве можно было напугать еще сильнее?..
Сердце и так колотилось в груди, как в раскаленной клетке.
— Спасибо, Матильда, — проговорил он еле слышно, зарываясь ладонью у меня в волосах.
И… пресветлые мурашечки… Признаться, это было приятно.
На контрасте с оцепенением, что охватило меня, со страхом и непониманием, это стало похоже на раскаленную волну после ледяной лавины.
А затем я поняла, что губы Синтара оказались всего в паре миллиметров от моих собственных… И я уже чувствовала его жар на своем лице…
Голова закружилась.
А еще в этот момент краем глаза я заметила, что разноцветные камни в широких перстнях Синтара глухо вспыхнули. А еще где-то в стороне уже прочно занялся рассвет…
— Ой, вы представляете, там золотую курицу несут! — раздалось вдруг совсем рядом. Да так громко, что я едва не подпрыгнула.
Собственно, может, и подпрыгнула. Отскочила от Синтара так, словно его поцелуй мог меня убить. Он ведь меня поцеловать хотел? Я не перепутала?
С этим блондинистым типом ничего нельзя было знать наверняка. Рядом с ним мне уже в который раз казалось, что это у меня не все дома.
— Что? Какая курица? — невозмутимо спросил Синтар.
А когда я повернула к нему голову, оказалось, что он преспокойненько надевает жилетку и закручивает мазь крышечкой.
На его лице сверкала спокойная привычная улыбка, словно он вот-вот предложит нам всем булочек. Собственно, как и всегда.
Вот только, возможно, мне показалось, что его зеленые глаза при этом стали еще темнее. Сейчас они выглядели даже зловеще темными…
— Ну как же, а разве вы не знаете? Я думал, это вы и организовали, любезный шелье Наэрн, — раздался нарочито удивленный ответ.
Затем я, наконец, сумела взглянуть на того, кто нарушил то странное магическое сумасшествие, которое тут только что творилось.
И, конечно, это был тот, кого я видеть совершенно не собиралась. Не планировала, не рассчитывала, и не хотела! И при взгляде на этого сомнительного типа перед глазами до сих пор всплывали мои трусики с зайчиками.
Если честно, выбросить я их так и не смогла. Ну, любимые же, честное слово!
Но вот асур опять явился, и я снова чувствую себя неловко. Восхитительная способность!
— Это я организовала, — проговорила я, чтобы нарушить это гнетущее удивленное молчание и разорвать цепь странных взглядов, которыми обменивались двое мужчин.
— Правда? — посмотрел на меня Синтар и еще шире улыбнулся. — Тогда пойдемте скорее, я хочу это видеть!
Схватил меня под руку и потянул в сторону дорожки. С другой стороны под руку меня взял Алиас, и я ничего не могла с этим поделать. Только и успела что-то возмущенно вскрикнуть, как меня уже утянули прочь из кустов, куда меня до этого завел начальник.
Я в принципе-то была непротив! Но довольные лица сопровождающих, вцепившихся в меня, как в ту самую золотую курицу, изрядно смущали. Мы торопились вперед, словно за нами кто-то гнался.
— На похороны, как на праздник… — пробубнила я, уже потихоньку забывая о том, что меня беспокоило только что, и переключаясь на куда более важные проблемы.
Уже давно рассвело! Я не знаю, сколько времени мы провели с Синтаром в глухой части кладбища, но, похоже, похороны тещи префекта уже начались! А я понятия не имела, готово ли вообще к ним все, что было запланировано!
Ведь еще каких-то два часа назад даже усыпальница была не построена! А асур сказал, что уже вынесли курицу!
— И вправда курица, — присвистнул Синтар, как только мы издали начали подходить к третьему старому кладбищенскому кварталу, где и проходили похороны.
Там стояла уже куча народу, все в дорогих одеждах, а рядом с ними возвышалось… собственно, там возвышалось то, что мы и строили.
К толпе людей носильщики несли крупный позолоченный саркофаг в виде курицы.
Я громко сглотнула, представления не имея, какой эффект произведет на всех та выходка, которую я задумала. Признаться, стало страшновато.
— Ну, сейчас мы узнаем, доволен ли префект, — с ухмылкой проговорил Синтар.
И я видела, что, по крайней мере он сам в полном восторге.
Как только мы подошли к гостям, Синтар сразу же усремился к главе города. Шелье Мендел… прикрывал рот рукой. Его брови были сдвинуты.
Рядом с ним стояла явно его жена. Невысокая женщина в дорогом платье, утирающая слезы платком. Оказавшись совсем рядом с ними, мы услышали ее тоненький возмущенный голос:
— Это что? Это, это что такое?
Синтар перевел на меня веселый взгляд с приподнятой бровью, явно предлагая мне ответить.
Я на секунду похолодела, но быстро взяла себя в руки.
Остальные гости поглядывали на нас, кто-то прислушивался.
— Шелла Мендел, золотая курица — это символ плодородия, заботы и большой семьи, — уверенно проговорила я. — Разве у вас не такая семья? Уверена, ваша покойная матушка была истинной матерью семейства…
— Ах, милая матушка… — всхлипнула женщина, затем она посмотрела на нас и неожиданно добавила: — Да-да! Как вы угадали с саркофагом! Она всегда была наседкой, как курочка со всеми ее цыплятками! Всех под крылом держала, ни про кого не забывала!
Я едва сдержала вздох облегчения.
С этими словами она отошла, не планируя, по-видимому, уделять нам больше времени.
Мы остались наедине с хмурым Аскениусом Менделом. Остальные свидетели этой беседы, очевидно, тоже удовлетворились ответом и отвернулись.
И только в этот момент, отведя меня чуть в сторону, Аскениус убрал ладонь от лица, и я заметила, что все это время он улыбался. Тогда он с ухмылкой спросил у меня:
— Вы же не по этому сделали ее курицей, правда?
Его глаза так заговорщически горели, что просто невозможно было ответить не то, на что он рассчитывал.