Башня - читать онлайн книгу. Автор: Колин Генри Уилсон cтр.№ 51

Гребли не все. Половина гребцов сидели на скамьях по соседству с работающими или прогуливались по проходу, некоторые вели между собой непринужденную беседу. Найл тоже привстал и выглянул за борт; похоже, никто не имел ничего против. Вид кипящих за кормой бурунов изумлял своей красотой. Вслушиваясь внимательно в разговор гребцов, он постепенно уяснил, что чужим их язык назвать нельзя. Говорили они явно на том же языке, только слова произносили как-то странно, приходилось напрягать слух, чтобы понять. И женщина выкликала команды на его, Найла, родном языке, но опять-таки неразборчиво.

Вскоре стало понятно, что эта женщина — главное лицо на борту. Все мужчины относились к ней с почтением, если не сказать с подобострастием. Вполне объяснимо — такая рослая, шелковистые волосы, зубы безупречные… Но чувствовалось, что причина преклонения — не одна лишь красивая внешность. Примерно через полчаса она поманила одного из мужчин и велела занять свое место на возвышении. Тот опустился на одно колено и приложился губами к ее руке и оставался в такой позе до тех пор, пока она не сошла вниз. Когда она проходила, моряки спешили уступить ей дорогу. Стоило ей щелкнуть пальцами, как один из них почтительно подал ей кожаное одеяние, которое она накинула на плечи. Ветер становился ощутимо прохладным. Через какое-то время женщина приблизилась к Найлу, съежившемуся в попытке уберечь тепло, и скользнула по нему взором, в котором читались и любопытство, и холодная усмешка. Прочесть ее мысли было несложно. Она думала, хотя и без слов: «С этого немного будет проку». Что-то в ее насмешливом взгляде напомнило принцессу Мерлью, воспоминание вызвало в душе горькое, уязвленное чувство.

Пауки совершенно раскисли и полностью вверили свою участь людям, о чем женщина, похоже, догадывалась. Хозяйкой на этом судне была она, а не насекомые. Задержав внимание на забившемся под навес вожаке.

Найл удивился беспросветности его страха и тоскливого смятения. У бедолаги было ощущение, что его безудержно несет на какой-то утлой скорлупке в бучу чужой, совершенно неподвластной ему стихии. При каждом грузном взлете и падении ладьи существо испытывало приступ тошноты. Восьмилапым не было дела абсолютно ни до чего, кроме собственного неудобства и желания как можно скорее очутиться снова на суше.

По истечении примерно двух часов вахту приняла свежая смена гребцов. Сменщики подсаживались к гребущим, которые в свою очередь выныривали из-под весел, чтобы ни один взмах не пропал даром. Моряки, отмахавшие свое, валились на доски центрального прохода в сладостном изнеможении. От них исходило явственное ощущение — словно накатывают теплые волны, давая отрадное облегчение сердцу.

Ближе к полудню ветер утих, затем сменился на юго-восточный. Женщина выкрикнула очередную команду. Дремавшие на солнце вскочили на ноги и водрузили мачту, проворно вставив ее в углубление, сделанное из полого древесного ствола. Затем подняли треугольный парус. Найлу любопытно было наблюдать. Ладья шла в строго заданном направлении, хотя ветер дул совсем с другой стороны. Он зачарованно наблюдал за подвижным брусом, допускающим движение паруса по окружности, отчего ветер захватывался под нужным углом. Юноше по силам было вчитываться в умы озабоченных делом моряков, и он получал представление, кто из них чем занимается.

Теперь ладья шла под парусом, и гребцы могли сделать передышку. Раздали пайки, вручили чашку и Найлу. Он очень проголодался, а пища была необычайно вкусной: мягкий белый хлеб, орехи и жирноватый белый напиток, который прежде он никогда не пробовал (оказалось, коровье молоко). Подойдя, рядом опустился один из моряков и попытался затеять разговор, но из-за акцента почти невозможно было что-либо понять. Вникнув в содержимое мыслей человека, Найл понял, что и здесь искать внятность бесполезно: ум гребца был словно полый и отражал чисто физические ощущения. Вскоре и моряк (истощив, видимо, терпение) пошел искать себе другого собеседника. Найл рад был остаться один. Странно. Такие, казалось бы, безупречные в физическом отношении люди — и вдруг столь квелые, блеклые умы.

После сытой кормежки потянуло ко сну, и Найл, улегшись на пол, задремал, положив под голову суму. Однако дремота, вначале приятная и безмятежная, незаметно переродилась в кошмар, где Найлу перехватывало дыхание и мутило. Очнувшись, он понял, что это ум бессознательно отражает тревожную, болезненную бесприютность, бередящую сейчас пауков. Причина, как вскоре выяснилось, была в том, что ладью швыряло вверх и вниз со все возрастающей неистовой силой, а ветер разошелся так, что парус приходилось сдерживать уже троим. Небо было мглистым от туч. Поднявшись, Найл огляделся. Две другие ладьи отчетливо виднелись примерно в полумиле. Ветер гнал их вперед со скоростью, которая возрастала с каждой минутой. Внезапно через борт ладьи перекатилась волна, обдав всех солеными брызгами. Но морякам, судя по всему, это было нипочем. Они видали и не такое, да и вполне полагались на свое судно.

Когда гулко ударил очередной порыв ветра, угрожая опрокинуть ладью, старшая приказала мужчинам убрать парус. Гребцы снова заняли свои места на сиденьях. Тут зарядил дождь, мало чем отличающийся от мелкой водяной взвеси. Найл при этом испытывал неуемный восторг, бесхитростную радость жителя пустыни, для которого вода всегда была чудом из чудес.

Еще одна волна, грянув, сшибла нескольких гребцов со скамей. Ничего, на подхвате уже были другие. Взявшись, они начали не спеша, размеренно грести; покрытые водяной моросью мускулистые тела влажно поблескивали. Те, кто не был занят греблей, похватали деревянные ведра и принялись энергично вычерпывать воду, мотающуюся по проходу туда-сюда. Вот судно чуть ли не встало на корму, и вода устремилась под полотняный навес. Через секунду матерчатые створки раздвинулись, и наружу показался паук-вожак. Ворсистый мех прилизан был водой, а сам восьмилапый излучал лишь тоскливую и беспомощную жалость к себе. Женщина, завидев, что происходит, немедленно запихала бедолагу обратно под навес и задернула створки. Паук, что на корме, тесно поджав лапы, лежал на дне корзины, из которой ручьями хлестала вода; только шевеление черных глаз показывало, что он жив.

Обернувшись посмотреть, как там другие суда, Найл увидел мощный вал, надвигающийся с неумолимой быстротой. Уцепившись за первый попавшийся крюк, юноша пригнулся: все-таки смягчит удар. Ладью накрыло волной как шапкой; кажется, еще секунда, и она перевернется. Но суденышко каким-то чудом выправилось. Продрогшим своим телом Найл почувствовал, что его кто-то держит. Обернувшись, увидел сомкнутые у себя на боках лапы паука. Волна вытолкнула того из-под навеса наружу. Чувствовалось, что тварь ошалела от ужаса; стоит сейчас шелохнуться, и неминуемо хватит клыками. И Найл застыл, вцепившись в крюк, а вокруг воды было по пояс. Неожиданно паук отцепился, и его тут же понесло вдоль прохода; ладья с силой ухнула в образовавшееся меж водяных гор ущелье.

Найла искрой пронзило безотчетное желание кинуться на жалобный крик о помощи, мысленно исторгаемый пауком. Любопытно: юноше совсем не было дела до воды, кипящей вокруг и норовящей сбить с ног его самого. Он уже обратил внимание, что ладья благополучно пропихнулась сквозь захлестнувший его гигантский вал, и понял, что ничего ей не сделается: плавуча, как пробка. Даже если вода наполнит ее до краев, она и тогда не утонет. А широкое округлое днище и глубокий киль означают, что перевернуться практически невозможно. Главное — подстраховаться, чтобы не смыло за борт. И когда, чуть не сбив с ног, по лодыжкам ударил большой моток веревки, Найл, не промедлив, обмотался одним ее концом, другой прихватил узлом к деревянному якорному вороту.