С Аленой у них случилось в первый же вечер. И какое-то время продолжалось. А потом Алена сказала, что ей надоели встречи по полчаса, на которые Пашка договаривался со своими соседями по комнате. И предложила другой вариант.
Вот тогда Пашка начал понимать, что девочка Алена не так проста. Потому что они сели в машину — ее машину! И поехали в квартиру — ее квартиру! Пусть однокомнатная студия, но прекрасно отделанная и на Пресненском валу. Но Паша решил, что это неважно. В конце концов, если тебе есть, с кем удовлетворять сексуальный аппетит, и при этом взамен от тебя ничего не просят — то это вполне нормальный вариант. Алена и в самом деле ничего от Павла не требовала — ну, в том смысле, чего хотят девушки от молодых людей вне постели. Ни походов кино, ни посиделок в кафе, ни знаков внимания в виде цветов и подарков. У Паши все равно не было на это денег. Зато он честно отрабатывал в постели, и Алена был им очень довольна. В общем, их все устраивало обоих. До того прекрасного дня, когда их застукал Аленин отец.
Застукал как в дурацком анекдоте, со спущенными штанами. Именно в тот момент, когда они оба так завелись и уже не слышали ни щелкнувшего замка двери, ни шагов. И среагировали только на громкий кашель. На Алене в этот момент были лишь трусики, на Пашке — трусы и спущенные до колен джинсы. Картина, общем, маслом. Вазелиновым.
Покашливание сменилось ором — как только Паша и Алена отлипли друг от друга. На Павла солидный мужик в прекрасном сером костюме и с багровым от гнева лицом не обращал внимания, словно его и нет в комнате. И Пашка воспользовался этим — стал спешно одеваться. А Аленин отец орал на свою дочь. Орал громко, грубо, с переходом на мат. Припоминая автомобильные штрафы, бесконтрольные траты денег, приводы в полицию и двукратное отчисление из ВУЗа.
Ничего себе его Аленка поотжигала…
А Аленка сначала пыталась что-то ответить, потом молчала, а потом по ее лицу потекли слезы. Она так и не оделась полностью, в отличие от Паши, так и стояла перед орущим отцом, в футболке и трусиках. И плакала.
Паша не выдержал. Шагнул вперед, закрывая собой Алену.
— Прекратите орать на мою девушку.
На него наконец-то обратили внимание.
— Вон пшел.
Мальчика с детдомовской закалкой этим презрением сквозь зубы не напугать. Паша нащупал рукой ладонь Алены и сжал. И сказал негромко ей, прижимающейся сзади к нему:
— Давай, одевайся, и пойдем.
Алена принялась спешно исполнять его слова. А ее отец посмотрел на Пашу уже более пристально.
— Что, думаешь, приручил девчонку? А потом и до денег доберешься? До МОИХ денег?
Паша решительно не понимал, о чем ему говорит этот грубый и неприятный человек. И разговаривать с ним у Паши не было ни малейшего желания.
— Деньги свои в жопу себе засуньте.
На Пашу смотрели теперь совсем уже пристально. А потом дядька неожиданно расхохотался.
— Аленка, ты где такого грубияна нашла?
— Я еще и драчун, — мрачно предупредил Павел.
— А еще непуганный идиот, — непонятно хмыкнул мужик. Перевел взгляд на одевшуюся дочь. — Ладно, у меня еще дела. Да и вы тут… можете… закончить. Алена, вечером чтобы была дома. Кончилось твое вольное житье — отдашь ключи от квартиры и машины, и под домашний арест!
Он и в самом деле ушел. И тут у Аленки началась истерика. Первая на его памяти, но Паша тогда об этом, разумеется, не знал — что этого добра в его жизни будет еще много. А тогда он сидел, обнимал, гладил по светловолосой голове и слушал сквозь всхлипывания. Про то, что матери она не нужна. Что отец строгий — тогда-то Павел и узнал, что Аленин папа — бывший военный. Про свои подростковые годы — как отец выкидывал в мусорное ведро ее косметику и бижутерию, и состригал, зажив рукой, ногти с маникюром, как смывал, так же зажав, макияж с лица. Не по уставу потому что.
Право одеваться и выглядеть так, как ей нравится, Алена отвоевала, только окончив школу и поступив — с помощью папиных денег — в ВУЗ. Отец решил, что дочь теперь взрослая, отпустил вожжи. А дочь сорвалась с резьбы…
Аленку Павлу было и жалко. И одновременно как-то… Ему хотелось ее встряхнуть и наорать: «Дура, что ты делаешь со своей жизнью?! Ты знаешь, как призрачно это благополучие, как все может рухнуть в один миг?! Не просирай свою жизнь, вкладывайся в себя, учись, получай образование!». Но ничего этого он не сказал, воспитывать Алену — это обязанность ее отца. А он лишь обнимал и ждал, когда она успокоится.
Успокоилась. Привела себя в порядок. И они вышли из квартиры и разошлись каждый в своем направлении: Алена села в машину и отправилась в отчий дом под домашний арест, а Паша — к себе в общагу. Он был уверен, что на этом его встречи с Аленой и прекратятся. И даже как-то не слишком грустил по этому поводу — все же Алена странная, да и разные они очень.
Но спустя две недели Алена позвонила. И пригласила в гости. В дом отца. На воскресный, мать его, обед!
Вот тогда Паша многое узнал. Точнее, начал узнавать. Про дом на Рублевке. Про то, что Смирнов Сергей Антонович — владелец «Т-Телеком». А Пашка, между прочим, в их салоне уже два месяца на полставки работает… Ни хрена себе поворотик…
В общем, мысли отказаться от приглашения Пашу даже не посетили. Зато посетили другие мысли — зачем?! И что надеть?
Собирали его несколькими комнатами. Пашка перемерил пять костюмов, все они, как назло, на тонкой долговязой Пашиной фигуре сидели как на вешалке. И махнул рукой. Лучше свое, пусть и не в костюме. Кроссовки вот новые купил, в дискаунтере «Адидаса», с первой зарплаты. Джинсы и футболка чистые и без дырок. И даже сходил постригся. Ну и все.
В воскресенье его забрала черная машина. Черный «мерседес» забрал его от общаги физтеха. И повез на Рублевку.
Паша себе прямо цель тогда поставил — ничему не удивляться. Получилось с переменным успехом. Уровень достатка семьи Алены не шел ни в какое сравнение с его. Москва — это Москва, а провинция — это провинция. Но Паша изо всех сил делал невозмутимый вид. Хотя уже начал опасаться, что не справится с обедом — вдруг там каких-нибудь устриц подадут или других хитрожопых осьминогов.
Обошлось. Видимо, подполковник в отставке Смирнов Сергей Антонович осьминогов тоже не жаловал. И была на столе вполне нормальная еда: очень вкусный борщ и рыбные котлеты с овощным салатом. И чай с пирогом. «Хоть поем нормально», — решил про себя Пашка. И поел. Но кроме вкусного обеда его ждал допрос.
Трудно было узнать в спокойном мужчине в простой одежде — джинсах и джемпере — того багроволицего в костюме, который орал на свою дочь две недели назад. Аленку тоже не узнать было — почти без макияжа, с вольно заплетенной косой и в платье. Ей так шло, между прочим. В общем, Паша ел, не чавкал, спрашивали — отвечал. Про учебу и про работу, все честно, в том числе и про то, что в отличниках не числится, и что работает собственно на Смирнова — в салоне «Т-Телеком». Тот и бровью не повел. Такое впечатление, что все это он уже знал.