Тушенку, конечно, было жалко, но чем только не пожертвуешь ради грядущего карьерного роста. Керосин не чувствовал себя предателем. Он этой интеллигентной болезнью переболел два года назад, когда стал дойной коровой для масловцев. Первое время ему трудно было привыкнуть к тому, что он сливает инфу врагам. А потом, спустя несколько месяцев и много литров выпитого самогона, он смирился с этой участью, даже стал находить в ней какие-то преимущества.
В конце концов у него это вылилось в игру воображения. Керосин представлял, что он тайный агент масловцев, сродни Джеймсу Бонду или Рихарду Зорге, которого внедрили к врагам, чтобы он выполнил сверхважную миссию. Постепенно эта игра сошла на нет, потому что изо дня в день, от недели к неделе пересказывать корпоративные байки и сплетни часовщиков не хотелось, не было в этом ничего героического, чем следовало бы гордиться. Керосин уже и забыл о товарище Комиссаре, так он себя называл, когда работал на масловцев против часовщиков, и вот, когда Керосин шел на дежурство, товарищ Комиссар встретил его на выходе из дома.
Он выступил из тени дерева и приветствовал его пионерским салютом. Керосин от неожиданности остановился. Когда-то все начиналось как невинная игра. После того как Керосин встречался со связным масловцев – часто это был мальчишка Чистик, который за малую плату готов был отнести любую весточку в любой район Углича, люди его вслепую использовали, – он запирался у себя в комнате и откупоривал бутылку самогонки. Пил много и жадно. И пока пил, разговаривал с вымышленным товарищем Комиссаром. И доразговаривался до того, что Комиссар стал приходить к нему наяву. После второй-третьей рюмки он материализовывался на соседнем табурете и молчаливо сидел там, ждал, пока Керосин не отрубится.
Когда Керосин лично встречался с масловцами, он воображал, что на встречу идет товарищ Комиссар, а сам же Керосин заваливается спать в пьяном угаре, чтобы потом ничего не помнить. Памятью с ним делился товарищ Комиссар. И эта игра настолько увлекла парня, что через какое-то время Керосин перестал чувствовать разницу между собой и товарищем Комиссаром. Тот появлялся все чаще и все сильнее влиял на поступки Керосина. И Керосин просто испугался, что однажды товарищ Комиссар окончательно вытеснит его из реальности и поселится в его теле. И тогда первым делом Керосин бросил на время пить. Полгода в глухой завязке помогли трезво взглянуть на жизнь и на свою деятельность на посту главного осведомителя масловцев.
И вот сейчас, когда вроде Керосин и не пил как проклятый сапожник, да и принял окончательное решение встать на сторону масловцев, так что совесть его была чиста, как легкие стекольщика, товарищ Комиссар заступил ему дорогу. Судя по решительному виду, отступать он не собирался и настроен был серьезно. Керосин решил его не замечать и попытаться обойти, но шаг вправо – и товарищ Комиссар снова стоит у него на пути, шаг влево – и опять препятствие, которое незаметно для глаза выросло. Керосин похолодел от ужаса. Похоже, что товарищ Комиссар не хотел, чтобы он шел на свое дежурство, а что, если он сейчас расправится с Керосином, что, если он сейчас не даст ему покинуть дом, тогда страшно подумать, что сделают с ними масловцы. Таран предупреждал – любая попытка соскочить обернется посланием к Шаману, где предательская деятельность Керосина будет широко разрекламирована. После такой шикарной рекламы Керосину точно не жить. И в лучшем случае он умрет быстро.
Товарищ Комиссар протянул руку к Керосину, и тот почувствовал, как его стало засасывать внутрь товарища Комиссара. Это было чудовищно приятное ощущение, сродни прекрасному слиянию с женщиной. Керосин словно стал наконец-то целостным и самодостаточным. И он уже почти втек в тело товарища Комиссара, который в процессе перемещения стал все больше походить внешне на Керосина, когда появилась дикая боль и произошел распад его сознания. Товарищ Комиссар пожирал Керосина заживо, примеряя, как пальто, его внешнюю оболочку.
Через несколько мгновений Керосин перестал существовать, став товарищем Комиссаром, который бодро зашагал в сторону центральных ворот.
Товарищ Комиссар хоть и действовал по-другому, более жестко и осмысленно, чем его предыдущее воплощение, но обладал всей памятью и багажом знаний Керосина. Он приветствовал в служебке сослуживцев – Крокодила, Козырева, Смолякова, которые были из другой бригады, но сегодня должны были нести дежурство под его командованием.
Они обменялись банальными приветствиями. Мужики посмотрели на своего командира недоуменно. Слишком сдержанным и мрачным он был, хотя обычно Керосин душа-компании и всегда был рад хорошей шутке, да и за посмеяться всегда горой. А тут словно человека подменили – хмурый, грубоватый. Может, у него голова с похмелья страдает или просто давление скакануло, что настроение так испортилось, рассудили мужики и решили командиру не перечить.
Товарищ Комиссар отправил Крокодила и Смолякова в обход крепостной стены. Смолякову приказал накрывать поляну, да расписать «кинга», пока мужики с улицы не пришли. За картами и домашней плодово-ягодной настойкой на дежурстве бойцы привыкли коротать дежурство. Смоляков, мальчишка еще, ему бы в институте учиться, а не у бандитов шестерить, тут же принялся ревностно выполнять приказание командира.
Товарищ Комиссар достал из-за пазухи боевой нож «Каратель» – до Катастрофы такие лезвия были на вооружении у фээсбэшников, Керосину же в свое время удалось прикупить его по случаю у одного мародера – и посмотрел на часы. Половина девятого вечера. До назначенного времени оставалось всего ничего. Он спрятал нож в рукаве.
Мужики вернулись довольные с улицы. Крокодил рассказывал какой-то бородатый анекдот про русского, американца и еврея. Козырев ржал. И от обоих сладко пахло травкой. Похоже, бойцы накурились на улице марихуаны. Траву можно было легко достать в городе, да и, зная канал поставок, можно было прикупить в «Трех соснах» оптом по дешевой цене, чем бойцы пользовались, затариваясь на всю бригаду. Правда, то было до разгрома «Трех сосен» и до того момента, как Костя Хромой остался без работы. Но у мужиков еще оставался запас со старых времен. Во времена Керосина курение травы на дежурстве не наказывалось, а товарищу Комиссару так это вообще на руку – проще будет глотки резать.
Без десяти девять из штаба позвонили, и дежурный задал стандартные вопросы согласно протоколу. Товарищ Комиссар, искусно подделав голос Керосина, ответил на них, потом положил трубку и вернулся к столу, за которым сдавал карты Смоляков. Крокодил снова травил бородатый анекдот про изнасилование уборщицы с финальной фразой «Здесь намыто». Козырев усиленно боролся со сном.
Товарищ Комиссар схватил Смолякова за голову, дернул на себя и перерезал ему горло. Никто ничего не успел сообразить. Смоляков захлюпал кровью, попытался зажать руками перерезанное горло, но это было бессмысленно. Кровь залила стол, карты и лист с росписью игры. Крокодил застыл на последней фразе анекдота. Так он и умер. Товарищ Комиссар навалился на стол животом и воткнул ему в горло нож, а затем быстрым движением чиркнул по горлу Козырева.
Три удара – три смерти. Четкий отработанный маневр, выполненный на автомате. Товарищ Комиссар ни в чем не ошибся. И никто из его жертв не издал ни единого звука, что мог бы предупредить часовщиков и поставить весь завод под ружье.