Археолог продолжил путь, посчитав, что разговор закончен, но парнишка увязался за ним. Шел вровень, стараясь заглянуть Дмитрию в лицо. Столбов забыл о его существовании, погрузившись в себя, пока настойчивый голос не отвлек его от размышлений:
– Дядя Археолог, а возьмите меня с собой.
– Куда это с собой? – растерялся Столбов.
– Ну, когда это… вы здесь закончите. С собой возьмите в отряд. Я тоже хочу за справедливость сражаться. Стрелять хочу. Я хорошо стреляю. Мне дядя Гриша стрелять давал из охотничьего ружья.
Интересно, за кого он их принимает? За благородных рыцарей? робингудов с большой дороги, защищающих обездоленных? И где только молодняк находит розовые очки, в особенности в окружающей мрачной действительности?
– Тебе лет-то сколько, Чистик?
– Уже пятнадцать, – гордо заявил парнишка.
И по его хитрым глазам Столбов понял, что он врет. Но уточнять не стал. Вероятно, год себе приписал для солидности. Вполне понятный поступок.
– И чего тебе на месте не сидится? Зачем тебе с нами?
– Так скучно здесь. В школе вон тоже тоска одна. Математике учат, русскому там, как правильно писать… А на фиг мне правильно писать? Когда скоро и писать-то нечем будет. Другое дело слабых защищать. Опять же можно и жить красиво. Ты людей защищаешь, а они тебе все: еду вкусную, шмотки там разные, пойло и баб.
Парнишка рассуждал не по-детски. В его речах прослеживалось новофеодальное мышление. Вот так, вероятно, в древности и зарождалось будущее дворянство, белая кость. На желании жить красиво в обмен на крышевание. Столбов смотрел в детское доброе лицо мальчишки и видел порчу, которая поразила его. И не только его, а все общество. Чистик этот не виноват, что так рассуждает. Он не сам это все придумал, ну не мог он так по-деловому рассуждать о пойле и бабах, и слова-то откуда он такие знает? Значит, у взрослых услышал. Видно, отец его вечерами за столом делился впечатлениями от посещения артельщиков. Мол, живут, народ крышуют, сами как сыр в масле катаются. Вот жизнь, достойная зависти, не то что их унылое протухшее болото.
– Чистик, мы людей защищаем, потому что вместе у нас есть шанс выжить, а по отдельности нет. Мы отдаем свою силу, а вы нам свои продукты. Каждый при своем деле. Нет в этом ничего легкого. Работа охранника такая же тяжелая, как у твоего отца. А может, и тяжелее. Мы свои семьи месяцами не видим. Какая уж тут романтика? Одна сплошная грязь и беспросветность.
Столбов пытался простыми словами растолковать парнишке что к чему, но по восторженным глазам Чистика понимал, что его слова падали в пустоту. Пацан его не слышал, да и не слушал. Он нарисовал в своем воображении образ благородного рыцаря, который вытравить можно только потом и кровью. И кто же так постарался парню все мозги засрать? Археолог очень хотел бы это узнать. Он бы этому благодетелю доступно все объяснил, разложил бы, так сказать, по полочкам.
– Скажи, а чем тебе здесь-то жизнь не нравится? Бандитов мы выгоним. Будет тихо и спокойно. Живи и радуйся, школу закончишь, сможешь профессию хорошую получить. Нужную для вас. Зачем тебе такая лихая жизнь?
– Да ладно. И кем я стану? Коровам хвосты крутить? Да на меня девчонки даже не посмотрят. Они на парней из артельщиков засматриваются. Катька вон, соседка наша, уже пару месяцев как с бандитом гуляет. Сиськи только недавно выросли, а туда же.
Чистик говорил это с такой болью и обидой, что Столбов сразу понял, в чем корень всей его философии. Парнишка до одури был влюблен в девушку, так, как только можно влюбиться в первый раз, а она предпочла ему шального залетного парня. И вот чтобы доказать ей, что и он способен на лихие подвиги, Чистик вцепился в пришлых, как собака в сахарную косточку. Так просто его будет не отвадить. Турнешь грубо, так у парня на всю жизнь обида на весь белый свет останется на душе. Тут тонко действовать надо, с хитрецой.
– Скажи, а у вас что, и школа есть? – задал наводящий вопрос Археолог.
– Есть, как же не быть-то. У нас пролетарских детей много.
– И кто вас учит?
– Дядька Игнат, – гордо заявил Чистик.
Похоже, учитель ему нравился. Иначе стал бы он так подбородок вперед выпячивать, словно о подвиге рассказывал.
– А ты меня к нему отвести можешь?
Больше всего на свете Столбов сейчас хотел залечь в постель да заснуть часиков на десять, хотя кто ему позволит такую роскошь! Сказывался также самогон, бродивший в крови. Только вот бросать парня нельзя. Надо хотя бы с его учителем поговорить, а от него к родителям Чистика мостик перекинуть. Быть может, из его отца удастся подробности нападения на ярославский караван узнать.
– Так это… он сейчас на уроках. У него сейчас история, – громко шмыгнул носом Чистик.
– А ты почему не на уроках? – грозно спросил Столбов.
– А чего я там забыл? Чем мне в жизни барклаи эти с детолями пригодятся? Вот если машина у меня встанет посреди поля, они мне что, помогут движок завести? – Чистик утер нос засаленным рукавом куртки.
Он был собой доволен. Сказал умную, с точки зрения взрослых, речь. Вероятно, слышал что-то подобное от отца или его приятелей.
Спорить с Чистиком сейчас все равно что пытаться гвоздь микроскопом забить. Бессмысленная трата времени.
– Веди меня к учителю, мальчишка.
– Я не мальчишка. Я взрослый, – тут же возмутился Чистик.
– Веди, кому говорю. И не спорь. Иначе никогда к себе не возьму. С командирами не спорят, а подчиняются беспрекословно.
Чистик тут же замер, закрыл рот на полуслове и расплылся в довольной улыбке. Через минуту он уже стремительным шагом шел по дорожке прочь от домуправления.
Местные решили велосипед не изобретать и оставили школу на прежнем месте, там, где она находилась до войны. В мирное время двухэтажное здание было полностью отдано под нужды обучающихся, теперь же ученики вместе с учителем, одним на всех, занимались в актовом зале, куда стащили необходимое количество парт и стульев. Все остальные кабинеты пустовали. От былых учеников осталось несколько десятков детей разного возраста. Все остальные либо выросли, либо уехали, либо погибли. Были тут и совсем маленькие детишки, которых родители приводили к старому учителю, как в садик. Старик со всеми справиться не мог, поэтому ему помогали две женщины среднего возраста и неприметной внешности. Они в основном занимались с малышней, за которой нужен был пригляд.
При появлении Столбова и Чистика учитель прервал занятие, попросил детей почитать учебник на странице сто шестнадцать и направился навстречу гостям:
– Здравствуйте, здравствуйте, вижу, опять вы мне блудного сына привели. Сбежал снова. Вот даже не знаю, что с ним делать. Все время норовит сбежать.
– Дмитрий, – протянул руку Столбов. – Все меня называют Археологом.
– Приятно познакомиться. Слышал, слышал. Можете меня дядей Игнатом звать. Так все зовут. Простите меня за невежливость, – картинно хлопнул себя по лбу старик, но руку пожал.