Маша кивнула. Заячьими тропами, в обход основной дороги, они подошли к магазину.
— У них и телефон попросим. Такси вызвать. — Тоня поморщила нос. — А то, может, я лучше на попутке? Иногда бесплатно довозят.
— Нет уж, — возразила Маша, — поедешь как нормальный человек.
— А ты, что ты будешь делать?
— Я не одна здесь, — успокоила её Маша. — Ты, главное…
— Помню я, помню…
— Тоня, не забудь всё, что слышала и видела, понимаешь? Надо, чтобы тебе верили.
Продавщица одарила их таким красноречивым взглядом, что Маша начала путанно объяснять, как упала в овраг. Тоня одёрнула её и потребовала салфетки, бутылку воды и телефон, чтобы позвонить. Продавщица выслушала отказ на предложение купить свежего пива и с нетерпеливо гремела ключами, пока Маша и Тоня ждали машину у окна и оттирали друг другу руки и лица.
Маша продиктовала адрес водителю и ввела свой номер в телефон Тони.
— Ты мне дозвон сделай, когда приедешь, хорошо?
Тоня с грациозностью медведицы облапила Машу:
— Ты это, аккуратнее тут.
— Хорошо.
Через полчаса Маша проводила взглядом машину и уверенно зашагала к дому Цапельских, на ходу придумывая, что скажет Косте, если его увидит.
Всё разрешилось гораздо проще, чем Маша могла себе представить. Она увидела Серафиму.
Уже почти стемнело. На фоне сумерек приветливо и тепло горели окна дома. Было странно видеть недвижимую фигуру в длинном светлом платье, стоящую у закрытых ворот.
Маша неслышно поднялась на крыльцо и взялась за ручку. Но затем остановилась, глядя на тётку Кости. Та, словно почувствовав её взгляд, обернулась:
— Не спится?
Маша сжала ладонь на ручке двери и потянула на себя до щелчка, будто только что вышла.
— Душно. — Ей на самом деле очень хотелось ополоснуться, но не от липкого стоячего вечернего воздуха, а от набившихся за воротник опилок. — Наверное дождь будет…
— Дождь — это хорошо, — ответила Серафима и вздохнула.
Маша лишь пожала плечами, ожидая, что вслед за этим Цапельская привычно скажет что-то обидное. Она уже собралась было пойти в дом, но Серафима остановила её, махнув рукой.
Цапельская стояла на самом краю светового пятна, отбрасываемого фонарём, и на таком расстоянии производила обманчивое впечатление молодой женщины. Маша даже несколько раз моргнула, чтобы скинуть этот морок. Но ничего не изменилось — та же высокая худая фигура в длинном, слегка поблёскивающем, платье, и узкое лицо, на котором не было видно морщин из-за преломляющихся теней.
Маша поёжилась.
— Хотите вина? — предложила Цапельская и медленно направилась к крыльцу.
— Вина? Э… — Маша почесала шею, затем ухо и щёку. Салфетки из магазина были пропитаны каким-то адским лосьоном, от которого кожу немного щипало. — Если хотите… Но я бы, наверное, просто воды.
— В доме сядем? — задала следующий вопрос Цапельская.
— Как вам угодно, — дипломатично ответила Маша, и потёрла запястье.
— Тогда пойдёмте на веранду, — Серафима первой скрылась в доме.
Внутри пахло пирогами. Запах был густой, обволакивающий и словно оседающий на губах сахарной корицей. Маша сглотнула и повела носом. Так и есть — вишнёвое совершенство из песочного теста. «И как в одном человеке уживаются столь противоречивые вещи?» — подумала Маша о домоправительнице, а вслух сказала:
— Тихо как. Костя уже спит? — но тут же спохватилась — Цапельскую мог удивить её вопрос, ведь Маша старательно делала вид, что недавно спустилась вниз.
— Сомневаюсь, — пожала плечами Серафима. — Слышно, как ходит по комнате. У него нога тяжёлая. Наверное, в мать.
«В бабку…», — невесело усмехнулась про себя Маша.
С кухни выглянула домоправительница. Кивнув, она промокнула полотенцем разрумянившиеся лицо и шею.
— Катя, принеси нам на веранду вино, бокалы и… воду, — Серафима сразу же направилась через гостиную на веранду.
— И пирога, — умоляюще попросила Маша, — ма-а-ленький кусочек.
Катя улыбнулась, а Маше стало не по себе. «Господи, ну неужели я так хочу есть, что готова принять пищу из рук убийцы?!» Желудок сжался в ответ, не оставляя вариантов. Маша посмотрела вверх на лестницу, но к Косте не пошла.
— Вам ведь комары не мешают? — Серафима уселась в плетёное кресло-качалку. — Немного налетело. Надо просто вовремя закрывать окна сетками.
Маша села на стул, стоявший рядом с Серафимой. Демонстративно переставлять его не хотелось, а остальные стулья находились в гостиной.
— Включите ночник, — попросила Цапельская. — Так ведь гораздо уютнее, правда? — она раздвинула бледные губы в слабой улыбке, когда Маша дёрнула за шнурок под цветастым абажуром.
Тут же по веранде заметались взбудораженные мотыльки, и тоненько загудела парочка комаров. Маша провела ладонями по лакированной столешнице и сложила руки перед собой, словно примерная ученица. Если Цапельская опять начнёт свой ликбез, Маша настроилась решительно встать и выйти из-за стола. Терпеть подобные нравоучения не было никакого желания. Все они теперь в разной степени зависели от Кости, поэтому обсуждать свои отношения она не планировала. И всё же, была заинтригована.
— Вы о чём-то хотите со мной поговорить?
— Да… — тихо отозвалась Серафима.
— А вот и я, — Катя втащила большой поднос, уставленный посудой. — Ой, а скатерть-то! — воскликнула она и стала рыться в шкафу.
Серафима раздражённо поморщилась.
— Ну вот, посмотрите, какая красота! — Катя постелила большую кружевную салфетку с узорчатыми фестонами.
Перед Машей оказался кусок пирога размером со столовую тарелку, но она знала точно, что не оставит от него ни крошки. Катя пододвинула бокал Серафиме и сразу же налила в него красное вино из тёмной пузатой бутыли. Другой бокал она поставила для себя, а перед Машей возникла кружка с подогретым молоком.
— Это мне? — удивилась Маша.
— А… разве вы не пьёте молоко? Оно деревенское, козье. От Розы.
— От Розы? — Маша принюхалась. — Я козье не пила никогда. У наших соседей корова.
Со стороны Серафимы раздался многозначительный вздох.
— Катя, мы с Машей хотели поговорить. — заявила Серафима, не глядя на домоправительницу и прикрыв глаза рукой.
— Ах… ох… — Катя засуетилась — поставила на поднос свой бокал, бутылку. Потом убрала бутылку и растерянно посмотрела на Машу.
В глазах её плескалось непонятное выражение — то ли страх, то ли просьба, то ли сожаление — Маша не поняла. И отвечать не стала — просто пригубила молоко.
Когда Катя наконец вышла, и её шаги затихли, Серафима с жадностью сделала первый глоток. Маша проводила её движение взглядом, а затем ткнула вилкой, ломая пирог.