Маша подумала было, что следует изобразить хоть какое-то негодование или злость, но не смогла. То ли из-за их ночного свидания с Костей, когда несмотря на серьёзность ситуации, они всё равно занялись любовью — спешно, нервно, словно доказывая друг другу уверенность в сделанном выборе, — то ли из-за засевших в Машиной голове мыслей о Люське и страхе за его свободу.
Серафима восприняла молчание Маши как согласие, и её лицо даже немного просветлело.
— Прошу вас не беспокоить Софью Дмитриевну. Всё необходимое у неё есть. Катя вернётся через несколько часов. Мы приедем завтра после похорон и поминок. И тогда мы окончательно решим этот вопрос.
Когда Серафима вышла, Маша выдохнула и в изнеможении опустила руки. Напряжение, исходившее от Серафимы Цапельской, было почти осязаемым и втягивало в себя Машу, словно в воронку, высасывая силы и энергию. Бедный Костя — эти постоянные нравоучительные беседы с родственниками, их внимание, давление давно должны были сделать из него марионетку, учитывая его покладистый и добрый характер.
Как только в доме всё утихло, Маша тут же кинулась на веранду. Легко пробежавшись через гостиную на цыпочках, она присела на корточки перед шкафами и стала поочерёдно открывать ящики в поиске столового серебра. Перебрав сложенные скатерти и салфетки, сдвигая стопки посуды, до неё наконец дошло, что столь дорогие вещи хранятся явно не в легкодоступных местах. На всякий случай она вернулась на кухню и стала осматривать полки.
Шаркающие шаги за спиной заставили Машу выпрямиться. Кроме неё и Софьи Дмитриевны в доме больше никого не было, поэтому она судорожно закрыла шкафчик и обернулась.
— Я уже полдня жду свой кофе, — Софья Дмитриевна в длинном до пят пеньюаре, надетом на шёлковую сорочку, появилась в дверях, словно призрак из прошлого. Седые букли вокруг её лица были похожи на облако, и сквозь них просвечивала бледно-розовая кожа.
Маша растерянно огляделась.
— Ну? — Софья Дмитриевна следила за Машей своими прозрачными голубоватыми глазами и мелко трясла головой.
— Э-э, конечно, — Маша схватила кофеварку и метнулась к плите.
— Почему вы не в форме? И в брюках? — Софья Дмитриевна зашаркала к столу. — Почему здесь такой бардак? Вы за что получаете жалование?
Маша медленно развернулась, пытаясь оценить шутку. Но Софья Дмитриевна явно не шутила. Держа свою палку за набалдашник, она концом трости ворошила посуду на столе, попадая то в гренки на блюде, то в джем в розетке, оставшийся после Жоржа.
— Что вы делаете… — глаза Маши буквально вылезли на лоб.
— Я хочу мой кофе! — плаксиво заявила Софья Дмитриевна и взмахнула палкой. — Сейчас же! И найдите мне мои спички, иначе вас выгонят со службы взашей!
Определённо старушка опять приняла Машу за прислугу, и это стало последней каплей, которая переполнила чашу терпения. Маша поставила джезву на стол, подошла к Софье Дмитриевне и, ухватившись за середину трости, стала опускать её вниз, благо силы в старушке было как у котёнка.
— Кофе я сейчас приготовлю, спички ваши найду… наверное. Только вот грозить палкой мне не надо! — стараясь придать суровости голосу, проговорила Маша.
Софья Дмитриевна внезапно захихикала, и сморщенное лицо её стало напоминать жёваный пергамент. Маша сглотнула и почувствовала, как по её спине побежал холодок.
— Давайте пройдём в вашу комнату, Софья Дмитриевна, а? — жалобно попросила Маша.
— Не трогайте меня! Вы кто? Я вас увольняю! У вас руки холодные и противные! — не унималась старуха, дёргаясь всем телом.
— Да, ёлки-палки, — не сдержалась Маша, — что же мне с вами делать?!
Входная дверь хлопнула, и Цапельская замерла, испуганно сжавшись. Маша выглянула в коридор и увидела Бориса. Тот аккуратно вытер ноги у порога и огляделся.
— Мы здесь! — позвала Маша и даже помахала рукой, ощутив прилив необъяснимой радости.
Борис остановился, прищурился и еле заметно усмехнулся.
— Софья Дмитриевна, голубушка, доброе утро!
Старуха вытянула голову, прислушиваясь, затем оттолкнула Машу и оперлась на трость.
— Борька?
— Я, я, царица моя, кому ж ещё быть… — Борис указал взглядом Маше, чтобы она помогла ему, и так, вдвоём, они повели Софью Дмитриевну в её комнату.
— Вы всё время меня спасаете, — негромко проговорила Маша. — Ума не приложу, что с ней такое…
— Возраст, а что вы хотите? — глухо ответил Борис и уже чуть громче добавил, обращаясь к Цапельской. — Наверное таблеточку какую забыли выпить, а, Софья Дмитриевна? Втык надо Симе и Кате дать. Разве можно оставлять вас одну… Нельзя одну оставлять.
И действительно — Маша нахмурилась — почему именно её оставили в доме с бабкой? После всего того, что произошло? Ну да, похороны ведь, пожилому человеку подобные поездки и мероприятия пользы не принесут.
Они шли уже знакомым путём через гостиную и вскоре оказались в той части дома, где находились комнаты Серафимы и её матери. Борис чувствовал здесь себя абсолютно вольготно, знал, где что находится, и Маша удивлённо наблюдала за тем, как он быстро защёлкал блистерами на столе, выкладывая таблетки на свою широкую ладонь.
Она обвела глазами большую комнату, погружённую в полумрак, и почти сразу же увидела знакомый кофр, который лежал на поверхности старинного секретера. Катя ли его сюда принесла, или Серафима, однако здесь он явно был явно не на своём месте. Маша, пользуясь тем, что Борис занят Софьей Дмитриевной, бесшумно подошла к секретеру и двумя пальцами покрутила замок.
— Вот так, Софья Дмитриевна, умничка, ложитесь, — Борис обернулся.
Маша еле успела одёрнуть руку. Крышка хлопнула, и стало понятно, что движение не осталось незамеченным. Краска стыда залила щёки Маши, но Борис лишь ухмыльнулся:
— Да, тут прорва интересных вещичек, так руки и чешутся потрогать.
— Я просто…
— Пойдите-ка на кухню и сварите кофеёчку. Софушке нашей, Дмитриевне. Да и я не откажусь.
Маша быстро скрылась за дверью, чувствуя, как полыхают её уши. Что он о ней подумал?
— Вы же не подумали, что я… — Маша держала джезву, от которой валил густой пар.
— Думать и делать выводы — моя профессия, — Борис сел, стул под ним жалобно скрипнул.
Маша засуетилась в поисках чашки. Налила кофе и села напротив.
— Вы знаете, Борис Егорович, я немного испугалась. Мне даже показалось, что с ней… что-то… — Маша хотела словами сгладить своё впечатление, но на языке крутилось только «не в себе» и «крыша поехала». Но это было бы неправильно — до этого Софья Дмитриевна казалась абсолютно адекватной. — Странно…
Взгляд Бориса задумчиво упёрся в стол, глубокие борозды на лице словно замёрзли.
Маша кашлянула и поставила бокал с кофе на поднос.