— Прости, прости, прости! Я сделаю все, что ты хочешь! Только пусть Сергей… — Нелли не договорила и, закрыв лицо руками, разрыдалась.
Борис повернул ключ зажигания и погладил обернутый пупырчатой кожей руль. Такая печаль вдруг охватила его! Рыдания Нелли вызывали ответный спазм в горле и желание, крепко обняв ее, как в детстве заплакать вместе с ней. Перед глазами снова возникла эта картина: выходящий из комнаты, довольный вальяжный отец, и плачущая тоненькая девочка в тени огромного кабинета… Его сестра. Нелли. Борис сжал кулаки и дернул головой, словно стряхивая наваждение. Включив передачу, он повернулся к Нелли:
— Успокойся. Все будет хорошо. Только не плачь, пожалуйста. Я не выношу твоих слез. Нам всем нужны силы. — И добавил в полголоса, — помни только одно, я люблю тебя.
— Я тоже… — Нелли подняла голову и чуть заметно улыбнулась, — люблю тебя…
…Казбек услышал шум машины и машинально вытянул шею, что бы посмотреть на нее. Но разглядеть что-либо за посадками было невозможно, тем более что в этом месте забор находился на заметном возвышении.
— Вот балкон. А палата господина Лисневского в этом же крыле, третье окно, — медсестра уткнула пальчик в здание и с хитрым прищуром взглянула на Казбека, — Что вы хотите здесь увидеть? А может, найти? — девушка потыкала концом форменной туфельки землю и поморщилась, — Лиде досталось от начальства. Теперь, наверное, уволят… — она вздохнула и сунула руки в карманы белоснежного халатика, — сами не знают, чего хотят. С одной стороны: старайтесь выполнить все просьбы пациентов, конечно, за такие то бабки. А с другой стороны, подумаешь, сигаретой угостила. Не марихуаной же.
— А курить вообще вредно. Что это за здания? — Казбек указал на постройки за своей спиной.
— Вон та, куда я ходила, лаборатория. Дальше кастелянская, а за ней, — девушка сделала «страшные» глаза, — морг! Ой, шучу, шучу! У нас не умирают.
— Успеваете избавиться?
— В смысле? — девушка скривила в язвительной улыбке хорошенький ротик, — хотите знать, где прячем трупы и пересаживаем органы?
— Да это я так, пошутил, — улыбнулся примиряющее Казбек.
— Шутки у вас, товарищ следователь, извините. Мне работать пора, вы тут сами, — она раздвинула ветки кустарника и, чтобы не зацепить тонкие колготки, аккуратно шагнула на тропинку, — если что, кричите, спасу.
Муратов сокрушенно склонил голову, кивнул и еще раз взглянул на балкон. Потом подошел ближе и, подпрыгнув, попробовал уцепиться за металлические прутья, но, ободрав пальцы о бетонную плиту, все-таки оказался внизу. Оглядевшись вокруг, он остановил взгляд на неглубокой вымоине рядом с проходящей в полуметре над землей трубой. В ней отчетливо виднелся след, след большого размера ноги, обутой во что то на подобие армейского сапога. Казбек походил вокруг да около, нашел несколько окурков дешевых сигарет и грязные следы на заборе. Заметив в окне первого этажа медсестру в окружении стайки смеющихся девиц в белых халатах, Муратов почувствовал себя глупо и, стушевавшись, покинул место дознания.
К Лисневскому его так и не пустили, информацию выдали скудную, и Казбеку не оставалось ничего, как оставить бесплодные усилия и заняться непосредственно теми делами, которые находились у него в производстве энное количество времени, но не вызывали такого человеческого интереса как это. Единственное, о чем все-таки Муратов поинтересовался у моющей коридор женщины, так это о том, кто в клинике ходит в кирзовых сапогах большого размера. Женщина пожала плечами и, облокотившись на швабру, на некоторое время задумалась. Казбек уже нетерпеливо начал постукивать собственным ботинком, когда она отмерла и заявила:
— Так уже никто не ходит!
— Ну а раньше, раньше то кто ходил?
— Раньше то? Ходил. Только уже уволился. Трубы в лабораторию прокладывал. А что, коли он лучше да дешевле сделает, чем цельная бригада, не брать что-ли? Я ему говорю, ты бы, Федя, и мне дома помог в туалете трубу заменить. Мой то пьет. Так не то, что у него, у самой все из рук валится…
Казбек, на ходу застегивая куртку и прощально махая поломойке рукой, стремглав кинулся по коридору к выходу, внезапно поняв, сколько драгоценного времени потерял в это утро.
…На «Пушкинской» Борис остановил авто рядом с «Мак-Дональдсом» и повернулся к Нелли. Женщина уже пришла в себя, и лишь тени под глазами выдавали ее недавнее состояние. Нелли разглядывала снующую толпу и тихо вздыхала.
— Я не была здесь тысячу лет. Зачем ты привез меня сюда?
— Просто так. Захотелось. Помнишь, давно, был Новый год, и мы ходили сюда с ребятами из моего класса? Все завидовали мне. Ты была очень красивая и очень взрослая. Мальчишки выделывали разные штуки, что бы привлечь твое внимание, а я бесился и готов был разорвать любого, кому ты улыбнешься…
— Я так редко бывала где-то. Кажется, никого не замечала. Все смотрела вокруг, на город, на толпу. Была очень снежная зима…
— Да? Может быть… — Борис уткнулся подбородком в руль, — я так явственно помню, во что ты была одета…
Нелли улыбнулась и в уголках ее красивых глаз сверкнули слезы. Она сняла тонкую перчатку и, достав платок, промокнула их:
— Если Лера не найдется, я не буду жить. Ты поймешь меня потом, я знаю, но я решила…
— Не говори глупостей, — Борис почувствовал вибрацию звонка телефона и, взглянув на определившийся номер, приложил трубку к уху. Нелли внимательно смотрела на него, пытаясь понять, кто звонит, и не имеет ли этот кто-то отношения к Лере. Борис поймал ее взгляд, но продолжал отвечать односложно, не выдавая темы разговора и не называя имени собеседника. Нелли потеряла интерес к происходящему и, отвернувшись к окну, вновь мрачно задумалась.
Борис Алимов же после звонка заметно занервничал. Нужно было срочно ехать на встречу с человеком, общение с которым длилось уже много лет, и, благодаря которому, сформировалась жизнь Бориса. Не та, профессиональная жизнь успешного врача анестезиолога, а другая, талантливого химика и разработчика синтетических наркосодержащих средств. Борис с детства не отягощался проблемами моральных норм, справедливо, как он считал, давая возможность выбора. Сам он никогда эту дрянь не принимал, и сожалел лишь о том, что позволил Нелли втянуться. Но тогда, в период затянувшейся депрессии, им показалось, что при всей видимой пользе и облегчении, прием антидепрессантов не будет долгим. Но все повернулось иначе. В погоне за «розовыми снами» Нелли удалось раздобыть наркотик и крепко подсесть на него. Когда Борис это понял, единственно, что ему оставалось, стать ее драгдиллером, доставая чистый порошок и стараясь, постепенно снижая дозу, все же заставить ее бросить. Но Нелли плыла по течению, и если бы он так не любил ее, то, наверное, давно бы умерла. И все разговоры о том, что если Лера не вернется, лишь прямое тому доказательство. Нелли бессильна и слабовольна. Борис не сомневался, что в душе его сестра давно уже готова свести счеты с жизнью. И лишь сама жизнь до сих пор держит ее, не позволяя сделать решительный шаг в бездну. Борис посмотрел на Нелли, на бледный овал ее лица и темную прядь, завитком легшую на щеку. Безумная, опасная красота, сведшая в могилу его отца, доводящая самого Бориса до умопомрачения и не принесшая радости Нелли. Но он любил ее, он много раз сравнивал с другими и искал среди них. Борис стряхнул наваждение и взглянул на часы.