– А Лютер, ну, короче, плохо въезжает в ситуацию, надеюсь, понимаете, о чем я. Этот глупец сразу сознался в том, что на месте преступления в него стреляли, помните?
– Да.
– То есть соображает он туговато.
– Согласен.
– И все же, когда я его спросил, зачем он это сделал, помните первое, что он сказал?
Саймон молчал.
– Он показал рукой на вас, Саймон, и сказал: «А его почему не спросите?»
Саймон вспомнил. Вспомнил, как он сразу разозлился: вот перед ним стоит этот подонок Лютер, который покушался на жизнь Ингрид. Мысль о том, что этот мерзавец способен такое совершить, привела его в бешенство.
– Он просто хватался за соломинку, детектив.
– Думаете?
– Да.
– Нет, Саймон, вряд ли у него хватило бы на это ума. Очевидно, Лютер знает кое-что, о чем еще нам не рассказал.
Саймон секунду подумал.
– Например? – спросил он.
– Это вы мне скажите, – предложил Фагбенл. – Кто стрелял в Лютера, Саймон? Кто спас вас обоих?
– Не знаю.
– Это ложь.
Саймон промолчал.
– В том-то и закавыка, друг мой, – продолжал Фагбенл. – Стоит только впустить одну ложь, пусть даже из самых лучших побуждений, на ее спине въедет целая толпа. Они всем скопом набросятся на правду и растерзают ее. Поэтому спрашиваю еще раз: кто стрелял в Лютера?
Они стояли почти вплотную, глядя глаза в глаза друг другу.
– Я уже сказал, – стиснув зубы, ответил Саймон. – Я не знаю. У вас есть ко мне еще что-нибудь?
– Думаю, нет.
– Тогда позвольте, я пойду к жене.
Фагбенл похлопал Саймона по плечу, как бы дружески, но и с некоторой угрозой.
– Будем на связи, – сказал он.
Фагбенл двинулся по коридору, и в это время у Саймона зазвонил телефон. Номер он не узнал и подумал, не перевести ли звонок на голосовую почту – слишком много в последнее время звонков с просьбами, – но региональный код был тот же, что и колледжа в Лэнфорде. Он отошел в сторонку.
– Алло!
– Мистер Грин?
– Да.
– Я получил ваше письмо и текстовое сообщение, поэтому и звоню. Это Луи ван де Бик. Преподаватель Лэнфордского колледжа.
Саймон уже почти забыл про те свои сообщения.
– Спасибо, что откликнулись.
– Нет проблем.
– Я хотел поговорить с вами о моей дочери Пейдж.
С той стороны повисла тишина.
– Вы ее помните? Пейдж Грин.
– Да, – ответил он, но голос его теперь звучал как-то глухо, словно издалека. – Конечно помню.
– Вам известно, что с ней произошло?
– Я знаю, что она бросила учебу.
– Она пропала, профессор.
– Мне очень жаль.
– Мне кажется, в колледже с ней что-то случилось. Я думаю, все началось именно там.
– Мистер Грин…
– Да?
– Если я правильно помню, ваша семья живет в Манхэттене.
– Правильно.
– Сейчас вы находитесь там?
– В городе? Да.
– В этом семестре я преподаю в Колумбийском университете.
Альма-матер Саймона.
– Может быть, – продолжал ван де Бик, – нам стоит поговорить об этом при личной встрече.
– Я могу быть там минут через двадцать.
– Мне понадобится несколько больше времени. Где кампус, знаете?
– Да.
– Перед главным зданием – статуя на ступеньках.
Главное здание называлось Мемориальной библиотекой Лоу. Бронзовая статуя перед ним, которую, как ни странно, тоже называли Альма-матер, изображала собой древнегреческую богиню мудрости Афину.
– Я знаю.
– Давайте встретимся там через час.
В вегетарианское кафе «Грин-Н-Лин» нагрянули полицейские: когда Рауль очухался от удара Елены коленом в пах, кто-то позвонил в службу 911. Рауль, который все еще держался за отбитые яйца, хотел написать заявление.
– Она дала мне прямо по яйцам! – не переставая вопил он.
Полицейские закатывали глаза, однако понимали, что заявление надо принять. Тогда Елена загнала Рауля с его пучком на голове в угол.
– Если подашь в суд, я тоже на тебя подам.
– Но у вас…
– …да, я знаю, у меня перед тобой преимущество.
Рауль все еще баюкал свои гениталии, словно у него там сидела раненая птичка.
– Ведь ты первый на меня напал, – сказала Елена.
– Что? Как это?
– Рауль, ты в этом деле новичок. А я нет. Камера наблюдения покажет, что ты первый протянул руку и дотронулся до меня.
– Но вы погнались за моей подругой!
– А ты захотел помешать и напал на меня, и я защищалась. Вот такой здесь расклад. Хуже того. Посмотри на меня, Рауль. – Елена развела руками. – Смотри, какая я маленькая и толстенькая, и хотя у тебя в характере – это по лицу видно – очень сильно женское начало, да и с идеями феминизма ты на дружеской ноге, видеозапись, как маленькая, кругленькая женщина средних лет вырубает тебя ударом колена по яйцам, скоро станет гулять по Интернету.
Рауль вытаращил глаза. Такого варианта он не учел, несмотря на свой красивый пучок на голове.
– Ты хочешь рискнуть, Рауль?
Он сложил руки на груди.
– Ну как, Рауль?
– Хорошо, – сказал он крайне раздраженным тоном. – Я не стану писать заявление.
– Отлично, только теперь, если уж мне пришло это в голову, я, наверное, напишу.
– Что?!
Елена предложила ему сделку. Он дал ей «настоящее» имя Элисон Мэйфлауэр (Элли Мейсон) и адрес ее проживания в обмен на обещание простить ему прошлые обиды. Элисон жила на ферме неподалеку от Бакстона. Елена села в машину и наведалась туда. Дома никого не оказалось. Она подумала, не подождать ли ее возле дома, но уж очень похоже было, что в этом доме уже давно не было ни души.
Вернувшись в «Говард Джонсон», Елена сидела в своем типичном для мотеля номере и пыталась продумать следующий свой ход. Лу из головного офиса узнал, что Элли Мейсон живет в этом фермерском доме на пару с некоей Стефани Марс.
Кто она ей, эта Стефани Марс? Просто подруга? Родственница? Любовница? И имеет ли это какое-то значение?
Может, потратить еще полчаса и снова сгонять в Бакстон, попробовать еще раз?
Полагать, что Элисон Мэйфлауэр на этот раз окажется сговорчивее, повода не было никакого, но, с другой стороны, ведь именно благодаря упорству Елена зарабатывает большие деньги. Буквально. Впрочем, и первая встреча с Элисон принесла кое-какие плоды. Стало еще более ясно, что во всех этих усыновлениях таится нечто весьма подозрительное. Елена и раньше подозревала что-то в этом роде, но после разговора с Элисон Мэйфлауэр она уже знала наверняка. Кроме того, она поняла, что – по крайней мере, так считала Элисон Мэйфлауэр – усыновляемых детей надо было от чего-то спасать. И это еще один новый и весьма приличный кусок этой абсурдной головоломки, хотя Елена абсолютно не понимала, каким боком можно сюда подогнать следующее: все приемные дети были мальчики.