– Это вы мне?
– А кому же? Это же ваше имя. Хотя сейчас вас называют как-то иначе.
– Мне кажется, вы меня с кем-то…
– У вас два варианта, Элисон. Первый: сейчас мы с вами где-нибудь уединимся и поговорим с глазу на глаз, а потом я уйду, и вы меня никогда не увидите.
– А второй?
– Второй: я сделаю так, что вся ваша жизнь полетит кувырком.
Через пять минут Елена и Элисон сидели в дальнем уголке кафе. Ее место за прилавком занял какой-то бородач с мужским пучком на голове, которого Элисон называла Раулем. Вытирая кофейные чашки, этот Рауль все время пялился на Елену. Елена же старалась держать себя в руках и не закатывать глаза.
Как только они уселись, Елена без лишних слов сообщила, зачем она здесь. Ничего не приукрашивала, не ходила вокруг да около. Сразу пошла напролом.
Выложила и про убийства, и про таинственные исчезновения, и про не менее таинственные усыновления – словом, всю историю.
Сначала ее собеседница все отрицала.
– Я ничего об этом не знаю, – твердила она.
– Уверена, что знаете. Ведь это вы занимались делами усыновления в агентстве «Надежда и вера». Вы просили Мэйша Айзексона помалкивать об этом. Хотите, я притащу его сюда и он все подтвердит?
– Нет, не надо.
– Тогда давайте пропустим ту часть, где вы делаете вид, будто не знаете, о чем я говорю. Мне плевать на то, что вы продавали детей и все такое.
По правде говоря, Елене было глубоко не плевать. Когда все это закончится, если обнаружатся и другие преступления, она о них обязательно доложит правоохранительным органам и обязательно станет с ними сотрудничать, сделает все, что в ее силах, чтобы эта Мэйфлауэр и Айзексон получили свой срок. Но в данный момент прежде всего надо найти Генри Торпа, а если она призовет на помощь власти, все эти люди закроют рот.
Не к спеху, это дело еще подождет.
– Я назвала вам имена, – продолжала Елена. – Вы помните их?
– Я вела много дел по усыновлениям.
Она снова усиленно заморгала. Вжалась в кресло, подбородок уткнулся в грудь, руки сложила перед собой. Когда Елена служила в ФБР, ей пришлось изучать язык телодвижений, жестов и мимики. Ей было ясно, что Элисон Мэйфлауэр часто подвергалась унижениям и насилию, вероятно физическим. Причем со стороны одного из родителей, или мужа, или же и того и другого. Она часто моргает, значит готовится к чужой агрессии. Съежилась – значит готова уступить, умолять о пощаде.
А Рауль продолжал сверлить Елену взглядом. Ему было лет двадцать пять, от силы тридцать, слишком молод, чтобы быть причиной унижений Элисон. Может быть, этот Рауль кое-что знает о ее прошлом и не хотел бы видеть, как она снова страдает. А может быть, просто чувствует это. Не обязательно быть крутым экспертом, чтобы расшифровать эти невербальные подсказки.
Елена сделала еще одну попытку:
– Вы совершали это, чтобы помочь детям, так?
Элисон подняла голову, глаза продолжали быстро моргать, но теперь в них светилось нечто похожее на надежду.
– Да. Конечно.
– Вы их от чего-то спасали?
– Да.
– От чего? – Елена подвинулась к ней ближе. – От чего вы их спасали, Элисон?
– Просто хотела, чтобы у них был дом. Вот и все.
– Но в этих усыновлениях было что-то особенное, так? – Елена старалась усилить давление. – Вы ведь старались сделать так, чтобы все сохранилось в тайне. Поэтому и обратились в маленькое агентство в штате Мэн. Денежки раскидали на всех, а все остальное не имеет значения.
– Все, что я делала, – сказала она, продолжая моргать, – я делала только для того, чтобы помочь бедным мальчикам.
Елена кивала, стараясь убедить ее продолжать, но последнее слово заставило ее притормозить.
Мальчикам.
Элисон Мэйфлауэр только что сказала, что делала это, чтобы помочь мальчикам. Не детям, не малышам, не ребятишкам.
– Все они были мальчики? – спросила Елена.
Элисон не ответила.
– А имя Пейдж…
– Нет, только мальчики, – прошептала Элисон, качая головой. – Неужели не понятно? Я старалась помочь тем мальчикам.
– Но теперь они погибают.
По щеке Элисон покатилась слеза.
Елена еще раз надавила:
– Вы собираетесь сидеть сложа руки и пусть это продолжается?
– Боже мой, да что я такого сделала?
– Поговорите со мной еще, Элисон.
– Не могу. Мне пора идти.
Она сделала движение, чтобы подняться. Но Елена положила ладонь ей на руку. И крепко сжала.
– Я хочу вам помочь.
Элисон Мэйфлауэр закрыла глаза:
– Это просто совпадение.
– Нет, это не так.
– Да-да, это так! Если много заниматься усыновлениями, кто-то из детей всегда может влипнуть в какую-нибудь историю.
– Откуда родом были все эти мальчики? Кто были их отцы, их матери?
– Вы меня не понимаете, – сказала Элисон.
– Так объясните мне.
Элисон отдернула руку и потерла ее в том месте, где прикасалась ладонь Елены. Лицо Элисон теперь изменилось. Она продолжала испуганно моргать, но в нем уже проступало выражение неповиновения.
– Я их спасала, – заявила она.
– Нет, отнюдь нет. Что бы вы ни скрывали, что бы ни делали все эти годы – все вышло наружу.
– Не может быть.
– Понимаю, вы, наверное, думали, что все давно похоронено…
– Где там похоронено. Все сгорело. Я уничтожила все улики. Я даже не помню ни одного имени, – проговорила она, перегнувшись через стол и сверкая глазами. – Послушайте меня. Теперь никто и никогда не причинит вреда этим детям. Я об этом хорошо позаботилась.
– Как именно, Элисон?
Она промолчала.
– Элисон?
– Элли, эта дама пристает к тебе?
Елена посмотрела в сторону Рауля и чуть не рассмеялась. Уперев кулаки в бока, парень злобно сверкал на нее глазами – ни дать ни взять Супермен из мультика.
– У нас частный разговор, – отрубила Елена. – Так что сидите за стойкой со своим дурацким пучком…
– Я не с вами разговариваю, леди. Я разговариваю…
И тут вдруг Элисон Мэйфлауэр без предупреждения сорвалась с места.
Елена была застигнута врасплох. Только что эта женщина робко сидела напротив за столиком – и в следующий миг полетела, как камень, пущенный из пращи. Элисон была уже в коридоре и направлялась к задней двери.
Проклятье!