Только хорошие индейцы - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Грэм Джонс cтр.№ 56

Льюис первый.

Он надевает наушники. Касс держит плеер, стравливает провод, а Льюис кивает в такт синтезатору, когда начинается музыка, а потом оглядывается на Гейба, Рикки и Касса, и лицо у него убийственно серьезное, и судя по тому, как качается его голова, он позволяет этой музыке заполнить все его тело.

Когда ритм доходит до его руки, кончики его пальцев приподнимаются в стороны, и он принимает позу, напоминающую египетскую, изгибы ползут вверх по его рукам, доходят до шеи, голова наклоняется набок, будто помимо его воли, а стоящие вокруг Касс, Рикки и Гейб подпрыгивают в такт этому ритму.

Вот так учатся танцевать брейк-данс.

Гейб улыбается, глядя на них четверых, как же давно это было. Льюис уже передает наушники следующему, а сам теперь держит плеер, музыка по-прежнему звучит у него в голове.

«Она всегда будет там звучать», – Гейб помнит, что так он тогда думал. Знал. Обещал.

Всегда.

И рядом с ним отец смотрит на телеэкран, на стены гостиной, на свои плинтусы, кишащие…

Касс.

Это Касс сидит рядом с Гейбом, а не отец. Они в парильне.

Гейб делает глубокий вдох, горячий воздух бурлит у него в груди, поджаривает его изнутри, и он пытается выдавить улыбку, потому что это они сейчас индейки в духовке. Но губы предают его, это слизни, они так далеко от его лица. Когда он поднимает взгляд, чтобы посмотреть на мальчика и проверить, не потерял ли он сознание и не упал ли на камни, он видит очертания еще нескольких людей, которые сидят там, уставившись в жар.

Рикки.

Льюис.

Вот только… вот только лицо Рикки стекает вниз, его разбили, растоптали, а когда Льюис поднимает взгляд, в его груди видны отверстия величиной с палец, сквозь которые льется свет, и… и…

Гейб вскакивает, ударяется головой о потолок потельни, и собачья шерсть дождем сыплется вниз.

Несколько волосинок падают на камни, шипят и наполняют воздух горечью.

– Мне надо… надо… – произносит он, пригибаясь, держась рукой за плечо Касса, и Касс не останавливает его, пока он на ощупь пробирается к клапану и выскакивает голый в ночной холод.

Через секунду, когда он жадно втягивает в себя прохладу, из-под клапана вылетает и бочонок, чтобы Гейб его наполнил. Потому что испытание еще не закончилось.

Гейб запрокидывает голову, смотрит на россыпь звезд над головой.

Пускай Джо подойдет, окинет его взглядом с головы до ног, покачает головой. Ладно, он не самый крутой индеец на свете. Зато он больше всех страдает от жажды. И не согласен пить затхлую воду из бака Касса.

У него самого есть вода в холодильнике, вон там, в грузовике.

Он находит «маузер» возле бочки с мусором и несколько шагов опирается на него, как на трость, потом прислоняет к автомобилю Виктора и похлопывает рукой по капоту в благодарность за то, что тот подержит его ради него. Опирается на один из стульев, чтобы не упасть, и оглядывается, изучая окружающую обстановку.

Если не считать прицепа и машин, то все вокруг могло так выглядеть и двести лет назад.

Ни одной электрической лампы на многие мили вокруг, куда ни глянь. Но он и рад, что сейчас не двести лет назад. Двести лет назад в кабине его грузовика не было бы бутылок с холодным пивом.

Когда Гейб отрывается от стула, чтобы добраться до холодного-прехолодного пива, он хватает рубашку Касса и прижимает ее к промежности на тот случай, если Джо сейчас выскочит из-за автомобиля Виктора.

Кстати.

– Эй, костровой! – зовет Гейб, вертя головой во все стороны.

Никого.

– Хм, – хмыкает он и наконец останавливает взгляд на сортире позади прицепа, видит внутри желтый свет фонаря и кивает.

Виктор там, в той будке.

Гейб ухмыляется, дескать, кому какое дело? Он отталкивается от бока патрульной машины, на которую почему-то опять наткнулся.

Здесь так прохладно. Так замечательно. Самое лучшее ощущение на свете – скрипящий под подошвами его ног снег.

Подойдя к грузовику, он протягивает руку в открытое окно со стороны пассажира, открывает сумку-холодильник, и его рука опускается в воду, которая раньше была льдом. В ней даже еще плавают кусочки льда.

Он достает пиво для себя, трет холодной бутылкой все лицо, грудь, плечи.

Его восхищает шипение, которое бутылка издает, когда он ее открывает, из нее поднимается струйка тумана, обещая несказанное блаженство.

– Я о тебе думал, – шепчет Гейб в горлышко бутылки и поднимает ее к губам, он старается пить медленно, чтобы его не стошнило.

Пока Гейб пьет, он мочится с помощью левой руки. Касс всегда просит не мочиться слишком близко от прицепа, или отходить подальше к деревьям, или пользоваться сортиром, не то тут все пропахнет желтой мочой, если все будут поливать ею участок, но ему наплевать. Все равно в сортире сидит Виктор, а Гейб не может ждать.

Жидкость внутрь, жидкость наружу.

В конце концов, задохнувшись, он прерывает долгий поцелуй с пивом, вытирает губы рубашкой Касса и – упс! – бросает взгляд вниз, на то, куда он мочится.

Это одна из собак.

Он отводит струю в сторону, стряхивает конец и не застегивает молнию, потому что застегивать нечего.

Он смотрит в сторону прицепа, где горят все лампы. На сортир, присевший над глубокой ямой. На автомобиль Виктора, из которого несется в ночь громкий барабанный бой.

И на собаку.

Это одна из двух собак, не Левша, а… Танцовщица. Да, Танцовщица, мертвая, мертвая, совсем мертвая собака.

Гейб осторожно приседает и трогает спутанную шерсть собаки.

– Что с тобой произошло, малышка? – говорит он, гладя собачье бедро.

Ее кишки выпирают из-под кожи одной из задних лап. Гейб раньше видел такое у собак, которые попали под машину.

Но эту собаку словно… затоптали?

Ее грудная клетка тоже раздавлена, и так как не осталось места для легких, сердца и печени, большая их часть выплеснулась из пасти и образовала нечто похожее на один плотный сгусток. Язык вывалился наружу, но еще не распух.

– Какого черта? – говорит Гейб, встает, смотрит в темноту, а не назад, где ты стоишь по другую сторону от грузовика. Если бы он только обернулся, бросил взгляд в окно со стороны пассажирского сиденья, сквозь кабину, то увидел бы, как ты наблюдаешь за ним со стороны водителя.

Ты уставилась на него гневным взглядом, твои руки с пятью пальцами сжаты в кулаки.

Но он не смотрит. И не посмотрит. Всю жизнь он смотрел не туда.

Почему сегодня ночью должно быть иначе?

– Касс, – произносит он, будто пробует выговорить, – думаю, одна из твоих лошадей вырвалась из загона, парень. И ей не нравятся твои собаки.