Только хорошие индейцы - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Грэм Джонс cтр.№ 5

А Льюис наверняка знает, что она мертва. Он знает, потому что десять лет назад это он ее убил. Ее шкура до сих пор лежит в морозилке в гараже, Льюис хотел сшить из нее перчатки, если Пита когда-нибудь снова решит заняться дублением кожи. Единственная реальная разница между гостиной и тем местом, где он видел эту вапити десять лет назад, заключается в том, что тогда она лежала на снегу, забрызганном кровью. Теперь под ней бежевый, немного выцветший ковер.

Льюис наклоняется, чтобы посмотреть сквозь вентилятор под другим углом, увидеть ее заднюю половину, понять, есть ли там следы того первого выстрела, но потом останавливается и заставляет себя вернуться на то место, где стоял.

Ее желтый правый глаз… он раньше был открыт?

Когда глаз моргает, у Льюиса вырывается негромкий, совершенно непроизвольный крик, он отшатывается назад, отпускает перекладину лестницы, взмахивает руками, стремясь сохранить равновесие, и в эту секунду невесомости понимает, что момент настал: он уже израсходовал все бесплатные купоны на спасение от кладбища, и на этот раз он упадет, и угловой кирпич «домашнего очага», выступающий вперед больше, чем обычно, размозжит ему затылок.

Лестница резко наклоняется в противоположную сторону, как будто не хочет участвовать в столь ужасном деле, и падение, с точки зрения Льюиса, длится невероятно медленно, ему кажется, что в голове щелкает фотоаппарат, который делает максимально возможное количество снимков на лету, и они могут сложиться в стопку под ним и остановить падение.

Но на одном из этих снимков рядом с выключателем и с пакетом продуктов в левой руке появляется Пита.

И так как Пита в колледже занималась прыжками с шестом, а в старших классах школы была чемпионом штата по тройным прыжкам, да и сейчас в свободное время занимается спринтом, потому что она – Пита, которая никогда в жизни не испытывала ни секунды нерешительности, то на следующем снимке она уже бросает пакет с продуктами, которые должны были стать обедом, и тенью проносится через гостиную, но не для того, чтобы подхватить Льюиса (все равно из этого ничего бы не вышло), а чтобы сильно толкнуть падающего мужчину плечом и спасти от верной смерти, к которой он летит.

От ее толчка с разбегу он врезается в стену с такой силой, что стекло в оконной раме задрожало и вентилятор под потолком затрясся на своем длинном стержне, а уже через секунду она стоит на коленях, проводит кончиками пальцев по лицу Льюиса, по его ключицам, а потом кричит, что он дурак, такой дурак, что она не может его потерять, ему надо быть осторожнее, ему надо начать думать о себе и научиться принимать более разумные решения, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста.

Под конец она изо всех сил и очень больно колотит по его груди кулаками. Льюис прижимает ее к себе, она плачет, ее сердце бьется так сильно, и за нее, и за Льюиса.

Теперь на них обоих – Льюис едва ли не улыбается, увидев это, – с вентилятора сыплется тончайшая серо-коричневая пыль. Льюис, должно быть, задел его рукой, когда падал. Пыль похожа на пепел, на сахарную пудру, если бы сахарную пудру делали из содранной кожи человека. Она растворяется на губах Льюиса, исчезает на влаге его открытых глаз.

И рядом с ними в гостиной нет никакой самки вапити, хоть он и вытягивает шею и заглядывает через голову Питы, чтобы удостовериться.

Нет никакой самки вапити, потому что ее и не могло здесь быть, говорит он себе. Так далеко от Браунинга.

Во всем виновато его чувство вины, которое возвращается украдкой, когда он теряет бдительность.

– Эй, посмотри, – говорит он макушке светловолосой головы Питы.

Она медленно встает, поворачивается и смотрит туда, куда он показывает.

На потолок гостиной. На точечный светильник.

Он мигает желтым светом.

На работе во время перерыва – в это время он должен обучать новенькую, Шейни, – Льюис звонит Кассу.

– Сколько лет, сколько зим, – говорит Касс. Этого певучего, чистого выговора обитателя резервации Льюис не слышал так давно, что даже не помнит, сколько прошло времени. Акцент Льюиса сгладился почти полностью в результате общения с одними белыми, но он снова возвращается, будто никогда не исчезал. Он ощущает его во рту, в ушах, как нечто незнакомое, и спрашивает себя, не подделывает ли он его нарочно.

– Пришлось звонить твоему отцу, чтобы узнать твой номер, – говорит он Кассу.

– Так бывает, когда уезжаешь на десять лет.

Льюис прикладывает трубку к другому уху.

– И что происходит? – спрашивает Касс. – Ты ведь звонишь не из тюрьмы? У тебя на почте, поди, наконец догадались, что ты индеец?

– Совершенно уверен, что они знают, – отвечает Льюис. – Это же первый пункт в анкете.

– Тогда это она, – говорит Касс, и слышно, что он ухмыляется. – Она наконец поняла, что ты индеец?

Когда он сбегал вместе с Питой, Касс, Гейб и Рикки посоветовали ему наколоть свой обратный адрес на предплечье, чтобы его можно было доставить домой, когда ей надоест играть в доктора Куин и Краснокожего ^[5].

– Тебе хочется, чтобы она догадалась, – отвечает Льюис Кассу в трубку и оглядывается, чтобы посмотреть, не стоит ли Шейни, его ежедневная тень, в дверях комнаты отдыха, вслушиваясь в их разговор. – Она даже разрешает развешивать мое индейское барахло на стенах.

– Как настоящая индейская жена, или потому что дом принадлежит индейцу? – спрашивает Касс.

– Я позвонил, чтобы задать тебе вопрос, – говорит Льюис, понижая голос.

Из всех троих, Гейба, Рикки и Касса, именно Кассу всегда проще всего было позвонить, чтобы поговорить о чем-то серьезном. Будто в нем настоящий, реальный и подлинный человек не был так глубоко погребен под позерством, шутками и бахвальством, как Рикки и Гейб.

Вот только до Рикки, уже мертвого, не дозвониться.

«Черт», – говорит про себя Льюис.

Он не вспоминал о Рикки уже девять лет. С тех пор, как услышал о нем.

В его мозгу проносится заголовок: «ИНДЕЕЦ НЕ ИМЕЕТ КОРНЕЙ, ОН СЧИТАЕТ СЕБЯ ИНДЕЙЦЕМ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА ГОВОРИТ КАК ИНДЕЕЦ».

Льюис глубоко вдыхает и прикрывает рукой микрофон, выдыхая, чтобы Касс не услышал его на расстоянии всех этих миль.

– Те вапити, – говорит он.

Касс молчит так долго, что Льюис уверен: Касс хорошо понимает, о чем он говорит. Потом Касс говорит:

– Да?

– Ты когда-нибудь… – начинает Льюис, все еще не зная, как спросить, несмотря на то что он прокручивал эти слова в голове всю прошлую ночь и всю дорогу до работы. – Ты когда-нибудь думаешь о них?