Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции - читать онлайн книгу. Автор: Френсис Гальтон, Грегор Мендель cтр.№ 87

Средний возраст брака действует на население трояким образом. Во-первых, те, которые женятся молодыми, имеют наибольшие семейства. Во-вторых, они производят большее число поколений в течение данного периода; на этом основании нарастание плодовитой расы, идущее в геометрической прогрессии, в значительной степени увеличивается под конец продолжительного периода вследствие обычая ранних браков. В-третьих, у рас, которые вступают в брак в раннем возрасте, в данное время находится в живых большее число поколений.

Для объяснения сложного эффекта этих трех влияний будет всего лучше взять два примера, очень, но не чрезвычайно далеких друг от друга. Возьмем двух мужчин М и N 22 лет от роду, из которых каждый может рассчитывать прожить до 55 лет, следовательно еще 33 года. Предположим, что М женится немедленно и что его потомки, достигнув того же возраста, последуют его примеру, тогда как N откладывает брак до того времени, пока накопит себе денег и женится не ранее 33 лет, другими словами 11 годами позже М, и что его потомки тоже последуют его примеру. Позволим себе далее два крайне умеренных предположения, что ранние браки племени М дадут в течение поколения нарастание в 1/2, и произведут следовательно 3/4 поколения в столетие; тогда как поздние браки племени N дают в течение поколения нарастание только в 1 1/4 или 2,5 поколения в столетие.

Мы найдем, что нарастание на 0,5 в каждом поколении, суммируясь по правилу сложных процентов, в течение 3,75 поколений, дадут увеличение населения более чем на 18/4 против первоначального. С другой стороны нарастание в 1/4 в течение 2,5 поколений составит не более 0,25 против первоначального. Отсюда нарастание племени и в конце столетия будет превосходить племя N в отношении 18 к 7, т. е. будет более чем в 2,5 раза больше. Во втором столетии поколение будет более чем в 6 раз, а в третьем столетии – более чем в 15 раз многочисленнее племени N.

Процент, который поколение М будет в каждое данное время придавать к сумме живущего населения, будет еще выше благодаря тому, что число поколений, находящихся в данное время в живых, больше соответствующего числа у N. Читатель не встретит никаких затруднений в оценке результатов подобных условий, если он сначала оставит без внимания детей и всех других неделимых ниже 22 лет и предположит, что население остается постоянным по числу в последовательных поколениях. Мы приняли в случае М 3–4 поколений на столетие, что составляет около 27 лет для каждого поколения; следовательно, когда кто-нибудь в этом племени достигнет 22-летнего возраста, его отец будет (мы берем среднее число из многих случаев) 27 годами старше его, или 49 лет от роду; а так как отец живет до 55 лет, то он переживет достижение возмужалости своего сына на 6 лет. Отсюда в течение 27 лет, лежащих между каждыми двумя поколениями, мы найдем одну зрелую жизнь в течение целого периода и другую зрелую жизнь в течение 6-летнего периода, что дает для суммы зрелой жизни в племени М число, которое может быть выражено дробью.

Со временем придет пора, когда население земного шара будет держаться в определенных границах относительно численности и качества расы так же строго, как овцы в хорошо организованном стаде или растение во фруктовом саду. Но в ожидании этого времени посмотрим, чем мы можем содействовать размножению рас, наиболее способных мыслить и подниматься по ступеням высокой, благотворной цивилизации вместо того, чтобы по ложному инстинкту оказывать помощь слабым и задерживать размножение сильных и энергичных личностей.

Долгий период темных веков, налегших на Европу, стоит, по моему мнению, в значительной зависимости от безбрачия, которого религиозные учреждения требовали от своих адептов. Общественные условия того времени были таковы, что когда появлялись мужчины или женщины с нежной, кроткой натурой, делавшей их наклонными к добрым делам, размышлениям о литературе или искусствам, – у них не оставалось другого пристанища, кроме недр церкви; церковь же вздумала проповедовать и вынуждать безбрачие. Следствием этого было то, что эти нежные, кроткие натуры не имели потомков, и таким образом, благодаря порядку, до такой степени неразумному и губительному, что я едва могу говорить о нем без негодования, католическая церковь унизила породу наших предков. Она действовала так, как будто ее целью было выбрать самую грубую часть населения исключительной родоначальницей будущих поколений; и она принимала меры, которыми пользовался бы скотовод, желавший образовать дикую, тупоумную и злобную породу. Неудивительно, что кулачное право господствовало целое столетие в Европе; нужно только удивляться, что в крови европейцев осталось еще довольно путного, чтобы дать им возможность подняться до настоящего весьма умеренного уровня нравственности.

Остатки этого монашеского духа встречаются еще в наших университетах, которые говорят каждому человеку, проявляющему умственные способности той категории, которая уважается ими: «Вот доход от 100–200 фунтов в год, с даровой квартирой и разнообразными удобствами жизни. Вам дается все это за способности, пользуйтесь этими преимуществами всю жизнь, если вы пожелаете, мы не требуем от вас никаких условий, исключая одного: вы не должны жениться».

Во всех этих случаях потеря для потомства была весьма значительна. Таким образом, католическая церковь, забрав в свои руки все более благородные натуры и осудив их на безбрачие, еще раз забросила свои сети. Но на этот раз ей пришлось ловить в проточной воде и захватывать людей наиболее бесстрашных, любящих правду, наиболее талантливых мыслителей, словом, наилучших родоначальников высокой цивилизации, и задержать таким образом в значительной степени, если не совершенно остановить, развитие их потомства. Те, которых она оставила для образования будущих поколений, были рабы или равнодушные ко всему и опять-таки ограниченные люди. Ясно, что она, я повторяю мое выражение, с одной стороны унизила человеческую природу приложением своей системы безбрачия к нежным и кротким натурам, а с другой стороны деморализовала общество своей системой преследования всего, что было умного, искреннего и свободного. Кровь кипит при мысли о слепом безумии, вследствие которого передовые нации стремящегося вперед человечества сделались потомками столь ненавистных предков и благодаря которому наши инстинкты направлены таким образом, что должны стоять в совершенно излишнем и упорном антагонизме с самыми насущными требованиями постоянно движущейся вперед цивилизации.

Вследствие этого врожденного несовершенства нашей природы по отношению к условиям, в которых мы должны жить, нас до сих пор еще настолько же преследует сознание нашей нравственной неспособности, как и новообращенных варваров, и мы прячемся за полусознательный обман и лицемерие, как за некоторое убежище против настойчивости этого сознания. Наши признанные верования стоят в громком разладе с нашим настоящим образом действий, и мы живем в дуализме высокой религиозной сентиментальности и грубых материалистических привычек.

Степень, в которой преследования должны были влиять на европейские расы, может быть легко измерена несколькими хорошо известными статистическими фактами. Так, что касается казней и заключений, испанская нация была очищаема от свободных мыслителей в размере тысячи человек в год. В течение трех столетий, между 1471 и 1781 гг., средним числом было казнено ежегодно по 100 человек и 900 брошено в тюрьму. Действительные цифры за эти три столетия следующие: 32 тысячи человек сожжено, 17 тысяч человек казнено (я полагаю, что большая часть из них умерла в тюрьме или бежала из Испании) и 291 тысяча была присуждена к различно долгому заключению или другим наказаниям. Невозможно, чтобы страна выдержала подобный порядок вещей, не искупив его дорогой ценой деморализации своего племени, как это видно на суеверном и ограниченном испанском племени настоящих дней.