Кроме того, она была не одна. Рядом с ней сидел симпатичный оборотень с зелеными глазами, отливавшими золотом. Корделия видела его в салоне в прошлый раз, это был тот самый скрипач из струнного квартета. Сегодня музыки не было, и оборотень был занят Гипатией; его длинные пальцы играли бретелькой ее платья.
Анна прищурила синие глаза.
– Анна, – прошептал Джеймс. – Мне кажется, кто-то уже выполнил за тебя твою работу.
– Это Клод Келлингтон, – объяснил Мэтью. – Он здесь отвечает за развлечения. За выступления на сцене.
Анна обернулась, сверкнув глазами.
– Мэтью, – велела она. – Отвлеки его.
Мэтью подмигнул и с уверенным видом направился к диванчику. Когда он проходил мимо Лили, вампирша бросила на него заинтересованный взгляд – скорее всего, прикидывала, понравится ли он ей в качестве закуски. Он настоящий красавчик, подумала Корделия; она не могла понять, почему он совершенно не привлекает ее как мужчина. Нет, на свете для нее не существовало других мужчин, кроме Джеймса.
Келлингтон с иронической гримасой приподнял бровь, встал с дивана и последовал за Мэтью обратно в толпу зрителей. Корделия и Джеймс переглянулись, когда Мэтью в сопровождении оборотня приблизился к ним.
– Прошу, только не говорите мне, что вы трое хотели бы выступить на сцене, – заговорил Келлингтон, к немалому удивлению Корделии. Только в этот момент она обнаружила, что Анна ускользнула, беззвучно и ловко, словно кошка. – Вряд ли кого-нибудь из присутствующих заинтересуют поющие и танцующие Сумеречные охотники.
– Я надеялся, что мне с моим парабатаем позволят прочесть несколько стихотворений, – ответил Мэтью. – О нерушимой братской любви.
Келлингтон окинул Мэтью насмешливым взглядом. У него было красивое лицо с тонкими чертами, вьющиеся каштановые волосы. На руке сверкало золотое кольцо с выгравированной надписью «Beati Bellicosi» – «Благословенны воины».
– Помню, однажды вы читали мне стихи, – хмыкнул он. – Хотя мне они показались отнюдь не братскими и не дружескими. Но это неважно, сегодня мы хотели бы увидеть что-нибудь новенькое. – Он бросил быстрый взгляд на Джеймса. – А у вас имеются какие-нибудь таланты, помимо умения стоять, как статуя, и ослеплять всех своей красотой?
– Я могу неплохо бросать ножи, – невозмутимо ответил Джеймс. Он отошел в сторону, и Келлингтон вынужден был повернуться, чтобы не потерять его из виду; в это время за спиной вампира Анна уселась на кушетку рядом с Гипатией, поймала руку чародейки и поднесла ее к губам. На лице Гипатии отразилось неподдельное изумление.
– Если Сумеречный охотник выйдет на сцену и примется метать ножи, у нас начнется мятеж, – заметил Келлингтон. – Гипатия желает развлечь своих гостей, а не поубивать их. – Взгляд его переместился на Корделию. Она подумала, что взгляд этот очень похож на прикосновение; ощущение было не слишком приятным, но, с другой стороны, новым и захватывающим. Келлингтон изучил ее с головы до ног и, казалось, остался вполне доволен увиденным. – А как насчет вас?
Мэтью и Джеймс, в свою очередь, уставились на Корделию.
– Думаю, я смогу что-нибудь исполнить, – откашлявшись, выговорила она.
Собственный голос она услышала как будто со стороны. Может, она сошла с ума? Что она им предлагает? Что она будет делать на сцене? Она услышала, как Келлингтон соглашается, и почувствовала прикосновение изящной руки Джеймса, покрытой шрамами.
– Корделия, в этом вовсе нет необходимости… – начал он.
– Я смогу, – возразила она.
Взгляды их встретились, и она увидела, что он нисколько не сомневается в ней. Он смотрел на нее с той же верой в ее силы, с которой смотрел на Мэтью, Люси и Томаса. Он полностью доверял ей и считал, что она сможет сделать все, что от нее потребуется.
Корделия почувствовала себя так, словно вынырнула из воды и снова может дышать. Она кивнула Джеймсу и обернулась к Келлингтону.
– Я готова, – объявила она.
Оборотень поклонился ей и сделал знак следовать за ним на сцену.
Часть вторая
Вы – в каждой строчке, которую я прочел с тех пор, как впервые попал сюда простым деревенским мальчиком, чье бедное сердце вы уже тогда ранили так больно. Вы – везде и во всем, что я с тех пор видел, – на реке, в парусах кораблей, на болотах, в облаках, на свету и во тьме, в ветре, в море, в лесу, на улицах. Вы – воплощение всех прекрасных грез, какие рождало мое воображение. Как прочны камни самых крепких лондонских зданий, которые ваши руки бессильны сдвинуть с места, так же крепко и нерушимо живет в моей душе ваш образ и в прошлом, и теперь, и навеки. Эстелла, до моего последнего вздоха вы останетесь частью меня, частью всего, что во мне есть хорошего, – сколь мало бы его ни было, – и всего дурного.
Чарльз Диккенс, «Большие надежды»
[37]
15. Комната Шепота
Там красота не ведает упадка,
Там счастье, мудрость, пенье без конца.
Прими мой поцелуй, и этот мир угаснет.
Уильям Батлер Йейтс, «Страна, желанная сердцу»
[38] Выглянув в окно, Люси увидела сплошной поток экипажей, проезжавших под аркой ворот Института. Она нахмурилась и отпрянула. Где же Томас и Кристофер? Она могла их понять: вчера ни тот, ни другой еще не отошли от потрясения после смерти Барбары, не в силах были сосредоточиться и толком не соображали, что говорят и делают. Но в результате они трое так и не составили плана действий на сегодняшний вечер.
Ну что ж, подумала Люси, если ей придется в одиночку подслушивать речи, произнесенные на собрании Анклава, то она это сделает. Она подошла к комоду, чтобы достать из верхнего ящика стило, и в этот момент услышала какой-то стук в стекло. Решив, что это Томас или Кристофер бросают ей в окно камешки – их обычный способ привлечь к себе внимание, – она бросилась к окну и распахнула его.
Над головой у Люси проплыло нечто, напоминавшее пылающую бабочку, и она пронзительно вскрикнула. Странный предмет приземлился на письменный стол и взорвался, рассыпая во все стороны алые и рыжие искры. Люси бросилась к столу. Штука была небольшой, примерно с ее ладонь, и ей удалось прихлопнуть пламя удачно оказавшимся под рукой приспособлением для чистки перьев.
– Прошу прощения, Люс! – воскликнул Кристофер, влезая в окно. Когда он спрыгнул с подоконника, появился Томас; пламя прожгло дыру в воротнике его рубашки, и он с хмурым видом оглядывал испорченную вещь. – Это был эксперимент – я хотел изобрести способ обмена сообщениями при помощи огненных рун…
Люси недовольно взглянула на черное пятно, оставленное угасшим сообщением. Оно уселось как раз на рукопись «Прекрасной Корделии», и труд последних нескольких дней был безнадежно испорчен.