Действительность, на которую направлены вожделение и труд, уже не есть для этого сознания нечто в себе ничтожное, подлежащее с его стороны лишь снятию и поглощению, а есть нечто такое, как оно само, – разорванная действительность, которая ничтожна в себе лишь с одной стороны, а с другой стороны есть также освященный мир; она есть образ неизменного, ибо последнее сохранило единичность в себе, и так как оно, будучи неизменным, есть всеобщее, то его единичность вообще имеет значение всякой действительности.
Если бы сознание для себя было самостоятельным сознанием, а действительность в себе и для себя была для него ничтожна, то в труде и в потреблении оно дошло бы до чувства своей самостоятельности благодаря тому, что оно само было бы тем, что снимало бы действительность. Но так как последняя есть для него образ неизменного, оно не в состоянии снять ее собою. А так как оно все же доходит до уничтожения действительности и до потребления, то совершается для него это по существу благодаря тому, что неизменное само оставляет свой образ и предоставляет его сознанию для потребления. – Сознание, с своей стороны, равным образом выступает тут как то, что действительно, но точно так же внутренне подорванным, и это раздвоение в процессе его труда и потребления проявляется в том, что оно разрывается на отношение к действительности или для-себя-бытие и на в-себе-бытие. Это отношение к действительности есть процесс изменения или действование, для-себя-бытие, которое принадлежит единичному сознанию как таковому. Но здесь оно есть также и в себе: эта сторона принадлежит неизменному потустороннему; эта сторона – способности и силы, чужой дар, который неизменное точно так же предоставляет сознанию для употребления.
В своем действовании сознание поэтому прежде всего находится в отношении двух крайностей: как деятельное посюстороннее оно стоит по одну сторону, и ему противостоит пассивная действительность, обе – в соотношении друг с другом, но обе также возвращенные в неизменное и упорствующие в себе. С обеих сторон поэтому друг другу навстречу отделяется только поверхность, которая вступает в игру движения с другой. – Одна крайность – действительность – снимается деятельной крайностью; но действительность с своей стороны может быть снята только потому, что ее неизменная сущность сама снимает ее, отталкивается от себя и оставляет отталкиваемое деятельности. Деятельная сила предстает как мощь, в которой растворяется действительность; но поэтому для этого сознания, для которого в-себе[-бытие] или сущность есть нечто другое по отношению к нему, эта мощь, в качестве каковой сознание выступает в деятельности, есть потустороннее его самого. Следовательно, вместо того чтобы из своего действования вернуться в себя и утвердиться в себе для себя самого, оно, напротив, рефлектирует это движение действования обратно в другую крайность, которая вследствие этого изображается как совершенно всеобщее, как абсолютная мощь, от которой во все стороны исходит движение и которая есть сущность как разлагающихся крайностей в том виде, в каком они выступали сначала, так и самой смены.
За то, что неизменное сознание отрекается от своей формы и оставляет ее, а единичное сознание, напротив, воздает благодарностью, т. е. отказывает себе в удовлетворении сознания своей самостоятельности и, слагая с себя, передает сущность действования потустороннему, – благодаря обоим этим моментам взаимного отказа от себя обеих частей возникает, конечно, тем самым для сознания его единство с неизменным. Но в то же время это единство поражено разделением, опять подорвано внутри себя, и из него опять выступает противоположность всеобщего и единичного. Ибо сознание хотя и отказывается для видимости от удовлетворения своего чувствования себя, но добивается действительного удовлетворения его, ибо оно было вожделением, трудом и потреблением; как сознание оно хотело, действовало и потребляло. Само его изъявление благодарности, в котором оно признает другую крайность сущностью и снимает себя, точно так же есть его собственное действование, которое возмещает действование другой крайности и жертвующему собой благодеянию (Wohltat) противопоставляет равные деяния (Tun); если названная крайность предоставляет ему свою поверхность, сознание все-таки выражает благодарность и, отказываясь от своего действования, т. е. от самой своей сущности, совершает этим, собственно говоря, большее деяние, чем другая [крайность], которая лишь отталкивает от себя поверхностное. Все движение, следовательно, рефлектируется в крайность единичности не только в действительном вожделении, в процессе труда и потреблении, но даже в благодарении, в котором как будто совершается противоположное [этому]. Сознание чувствует себя тут в качестве этого единичного и не обманывается видимостью своего отречения, ибо истина его состоит в том, что от себя оно не отказалось, а произошла лишь двойная рефлексия в обе крайности, и в результате – повторное расщепление на противоположное сознание неизменного и на сознание противостоящего хотения, совершения, потребления и самого самоотречения, или сознание для-себя-сущей единичности вообще.
(γγ) Самосознание на пути к разуму. (Самоумерщвление).
Тем самым наступило третье отношение движения этого сознания, выступающее из второго как такое отношение, которое своим хотением и совершением поистине испытало себя в [своей] самостоятельности. В первом отношении оно было только понятием действительного сознания или внутренним настроением, которое в действовании и потреблении еще не действительно; второе отношение есть это претворение в действительность как внешне выраженное действование и потребление; но возвратившись из этого отношения, оно оказывается таким, которое на опыте узнает себя действительным и действующим сознанием, или таким, для которого истинно то, что оно есть в себе и для себя. Но теперь тут найден враг в наиболее свойственном ему обличии. В борьбе настроения единичное сознание выступает лишь как музыкальный, абстрактный момент; в труде и потреблении как реализации этого лишенного сущности бытия оно может непосредственно забыть о себе, и сознательная самобытность в этой действительности подавляется благодарным признаванием. Но это подавление поистине есть возвращение сознания в себя само, а именно в себя как в подлинную для него действительность.
Это третье отношение, в котором эта подлинная действительность составляет одну из крайностей, есть соотношение ее со всеобщей сущностью как ничтожеством; а движение этого соотношения нам еще нужно рассмотреть.
Что касается прежде всего противоположного отношения сознания, в котором его реальность для него непосредственно есть «ничтожное», то его действительное действование, стало быть, превращается в действование, исходящее от «ничто» (Tun von Nichts), его наслаждение – в чувство его несчастия. Тем самым действование и наслаждение теряют всякое всеобщее содержание и значение, – ибо, обладая ими, они обладали бы в-себе-бытием и для-себя-бытием, – и то и другое отступают в единичность, на которую сознание направлено с тем, чтобы снять ее. Себя как «это» действительное единичное сознание сознает в животных функциях. Последние, вместо того чтобы просто выполняться как нечто, что в себе и для себя ничтожно и не может приобрести важности и существенности для духа, составляют, напротив, предмет серьезных усилий и становятся прямо-таки самым важным делом50, поскольку именно в них и обнаруживается враг в своем специфическом обличии. Но так как этот враг, терпя поражение, возрождается, а сознание, поскольку оно сосредоточивает свое внимание на нем, вместо того чтобы освободиться от него, напротив того, всегда пребывает при этом и всегда видит себя оскверненным и так как вместе с тем это содержание, на которое направлены его усилия, есть не существенное, а самое низкое, не всеобщее, а самое единичное, то мы видим только некую ограниченную собой и своим мелким действованием, себя самое высиживающую, столь же несчастную, сколь скудную личность. Но и с тем и с другим – с чувством его несчастия и со скудостью его действования – точно так же связывается сознание его единства с неизменным. Ибо попытки непосредственного уничтожения его действительного бытия опосредствованы мыслью о неизменном и предпринимаются в этом соотношении. Опосредствованное соотношение составляет сущность негативного движения, в котором это сознание направляется против своей единичности, но которое, как соотношение в себе, столь же положительно и произведет это единство сознания для него самого.