В синтетическом познании идея, следовательно, достигает своей цели лишь настолько, что понятие по своим моментам тождества и реальным определениям, или, иначе сказать, по всеобщности и особенным различиям, а затем также и как тождество, представляющее собой связь и зависимость разного, становится для понятия. Но этот его предмет не соответственен ему; ибо понятие не становится единством себя с самим собой в своем предмете или в своей реальности; в необходимости его тождество имеет бытие для него, но в этом тождестве сама необходимость не есть его определенность, а выступает как некоторый внешний ему, т. е. не понятием определенный материал, в котором понятие, стало быть, не познает самого себя. Следовательно, понятие не есть вообще для себя, оно по своему единству не определено в себе и для себя. Поэтому из-за несоответствия предмета субъективному понятию идея все еще не достигает истины в этом познании. Но сфера необходимости есть высочайшая вершина бытия и рефлексии; она сама по себе переходит в свободу понятия, внутреннее тождество переходит в свое проявление, которое есть понятие как понятие. Каким образом совершается в себе этот переход из сферы необходимости в понятие, мы показали при рассмотрении необходимости, и он также явил себя в начале этой книги как генезис понятия. Здесь необходимость занимает другое положение, чем там: она есть реальность или предмет понятия, равно как и то понятие, в которое она переходит, выступает теперь как предмет понятия. Но сам переход есть тот же самый. Он также и здесь есть пока что лишь в себе и еще лежит вне познания в нашей рефлексии, т. е. он есть сама его все еще внутренняя необходимость. Только результат есть для него. Идея, поскольку понятие теперь есть для себя в-себе-и-для-себя-определенное понятие, есть практическая идея, действование.
В. Идея добра
Так как понятие, которое есть предмет самого себя, определено теперь в себе и для себя, то субъект определен по отношению к себе как единичное. Как субъективное, понятие имеет опять-таки предпосылку о некотором в-себе-сущем инобытии; оно есть стремление реализовать себя, цель, которая хочет через себя самоё сообщить себе объективность в объективном мире и выполнить себя. В теоретической идее субъективное понятие, как всеобщее, само по себе лишенное определений, противостоит объективному миру, из которого оно берет себе определенное содержание и наполнение. В практической же идее это понятие противостоит как действительное действительному. Но та уверенность в самом себе, которой субъект обладает в своей в-себе-и-для-себя-определенности, есть уверенность в свой действительности и в недействительности мира. Для субъекта ничтожно не только инобытие мира как абстрактная всеобщность, но и его единичность и определения его единичности. Объективность здесь присвоил себе сам субъект; его определенность внутри себя есть объективное, ибо он есть такая всеобщность, которая вместе с тем также и всецело определена; напротив, то, что раньше было объективным миром, есть лишь нечто положенное, такое нечто, которое непосредственно определено разным образом, но которое, так как оно определено только непосредственно, лишено внутри себя единства понятия и само по себе ничтожно.
Эта содержащаяся в понятии, равная ему и заключающая в себе требование единичной внешней действительности определенность есть добро. Оно выступает с достоинством чего-то абсолютного, ибо оно есть тотальность понятия внутри себя, объективное, имеющее вместе с тем форму свободного единства и субъективности. Эта идея выше идеи рассмотренного нами познания, ибо она обладает достоинством не только всеобщего, но также и безоговорочно действительного. Она есть стремление, поскольку это действительное еще субъективно, полагает само себя, а не обладает вместе с тем формой непосредственной предпосылки; ее стремление реализовать себя есть стремление дать себе не объективность – последней она обладает в самой себе, – а лишь эту пустую форму непосредственности. Деятельность цели направлена поэтому не на себя, чтобы принять в себя некоторое данное определение и усвоить его себе, а скорее направлена к тому, чтобы положить свое собственное определение и посредством снятия определений внешнего мира дать себе реальность в форме внешней действительности. Идея воли, как то, что определяет само себя, обладает для себя содержанием внутри самой себя. Правда, это содержание есть определенное содержание и постольку нечто конечное и ограниченное; самоопределение есть по существу обособление, так как рефлексия воли в себя, как отрицательное единство вообще, есть также и единичность в смысле исключения и пред-полагания некоторого другого. Однако особенность содержания ближайшим образом бесконечна через форму понятия, собственную определенность которого оно составляет и которое обладает в нем отрицательным тождеством себя самого с самим собой и, следовательно, не только некоторым особенным, но и своей бесконечной единичностью. Упомянутая конечность содержания в практической идее есть поэтому одно и то же с тем обстоятельством, что она пока что еще есть невыполненная идея. Понятие есть для него в-себе-и-для-себя-сущее; оно есть здесь идея в форме сущей для самой себя объективности; с одной стороны, субъективное поэтому уже больше не есть лишь некоторое положенное, произвольное или случайное, а есть нечто абсолютное; но, с другой стороны, эта форма существования (для-себя-бытие) еще не обладает также и формой в-себе-бытия. То, что, таким образом, по форме как таковой выступает как противоположность, выступает в рефлектированной в виде простого тождества форме понятия, т. е. в содержании, как его простая определенность. В силу этого добро, хотя оно и значимо в себе и для себя, есть какая-нибудь особенная цель, которая, однако, не получает впервые своей истинности через реализацию, а уже сама по себе есть нечто истинное.
Самое умозаключение непосредственной реализации не требует здесь более подробного изложения; оно всецело есть лишь вышерассмотренное умозаключение внешней целесообразности; лишь содержание составляет различие. Во внешней, как формальной, целесообразности содержание было некоторым неопределенным конечным содержанием вообще, здесь же оно, хотя также есть некоторое конечное содержание, но, как таковое, оно есть вместе с тем абсолютно значимое содержание. Но по отношению к заключению, к выполненной цели, появляется дальнейшее различие. Конечная цель в своей реализации доходит вместе с тем лишь до средства; так как она в своей начальной стадии не есть уже в себе и для себя определенная цель, то она, также и в качестве выполненной цели, все еще остается чем-то таким, что не есть в себе и для себя. Если добро опять-таки также фиксировано как нечто конечное и существенно и есть таковое, то оно тоже, несмотря на свою внутреннюю бесконечность, не может избегнуть судьбы конечного, судьбы, выступающей во многих формах. Выполненное добро есть добро в силу того, чем оно было уже в субъективной цели, в своей идее; выполнение сообщает ему внешнее существование; но так как это существование определено только как сама по себе ничтожная внешность, то добро обладает в ней лишь случайным, разрушимым существованием и не достигает соответствующего его идее выполнения. Далее, так как оно есть по своему содержанию ограниченное добро, то существует также многоразличное добро; существующее добро подвержено разрушению не только через внешнюю случайность и через зло, но и через коллизию и столкновение в сфере самого добра. Со стороны пред-положенного ему объективного мира, в пред-положении которого состоит субъективность и конечность добра и который как некоторое другое идет своим собственным путем, само выполнение добра встречает помехи и даже натыкается на невозможность. Таким образом, добро остается некоторым долженствованием; оно есть в себе и для себя; но бытие как последняя, абстрактная непосредственность остается по отношению к нему определенным также и как некоторое небытие. Идея завершенного добра есть, правда, абсолютный постулат, но не больше, как постулат, т. е. абсолютное, обремененное определенностью субъективности. Два мира еще антагонистичны: один мир есть царство субъективности в чистых пространствах прозрачной мысли, другой мир – царство объективности в стихии некоторой внешней многообразной действительности, которая есть неотомкнутое, нераскрытое царство тьмы. Полное развитие неразрешенного противоречия, образуемого указанной абсолютной целью, которой непреодолимо противостоит барьер этой действительности, рассмотрено нами ближе в «Феноменологии духа», стр. 548 и сл.
[117]. Так как идея теперь содержит в себе момент совершенной определенности, то другое понятие, к которому понятие относится в ней, обладает в своей субъективности вместе с тем и моментом некоторого объекта; поэтому идея приобретает здесь вид само-сознания и совпадает, с этой одной стороны, с изображением последнего.