Беседы и размышления - читать онлайн книгу. Автор: Серен Кьеркегор cтр.№ 72

Теперь он день и ночь размышлял об этом. И его многие мысли как бы в кратком изложении составляют содержание этого трактата.

А

1. Учение о жертвенной смерти Иисуса Христа со времени возникновения христианства из в века в век побуждало к размышлению тысячи и тысячи людей. Моя душа целиком проникнута верой и знает себя во всем как душу верующую. Только одно сомнение постоянно тревожит меня; и я никогда не встречал сомневающихся, которые высказывали бы это сомнение, и верующих, которые отвечали бы на него. Это сомнение таково: я вполне могу понять, что Он, Любящий, по любви мог желать пожертвовать Своей жизнью; но я не могу понять, как Он, Любящий, мог позволить людям стать виновными в Его смерти, мог позволить, чтобы это произошло; мне кажется, что Он по любви мог воспрепятствовать им в этом. И даже если бы мне удалось отогнать от себя и это сомнение, какое отношение, хотел бы я знать, это имело бы к решению поставленной здесь проблемы.

2. Над тем, что говорят философы о жертвенной смерти Христа, не стоит и размышлять. Ведь здесь философы сами не ведают, о чем они говорят, – я это знаю; они творят то, чего не ведают, и не ведают, что творят.

3. Но догматики – другое дело. Они исходят из веры. В этом они поступают хорошо; иначе ведь вовсе не о чем было бы говорить и размышлять, если, конечно, не считать повисающего в воздухе философствования. Исходя из веры, они ищут постичь, как соотносятся Божия справедливость и человеческий грех: постичь таинство искупления. Однако все, что может быть сказано об этом, не даст ничего для разрешения моего сомнения. Догматик размышляет о вечном значении этого исторического факта, и ни один момент его исторического свершения не составляет для него проблемы.

4. Но жертвенная смерть Иисуса Христа – историческое событие, и это догмат. А значит, можно спросить: как вообще до этого дошло, как в мире стало возможным такое, что Христос мог быть распят? В ответ на это теология указывает на безбожие иудеев и поясняет, что хотя они бунтовали против Бога и несут за это ответственность, однако в более глубоком смысле они послужили Божиему Промыслу и, что чаще всего забывают, свободному решению Христа. Это, пожалуй, можно было бы рассмотреть теперь с гораздо большим, чем уделяют этому обычно, вниманием, чтобы вывести на свет, сделать присутствующей историческую сторону этих событий, или, что то же самое, сделать присутствующей их человеческую сторону – ведь вечное, Божественное в них присутствует всегда. Наверное, и всякий верующий способен это сделать. Но верующий – что в порядке вещей – не будет склонен этим заниматься, ведь смерть Святого имеет для него совсем другое значение, так что он неохотно входит в такого рода рассмотрения, но скорее верит, потому что должен верить, нежели потому, что он, как это бессмысленно называют, способен постичь то, во что верит. Те же, напротив, кто тщеславно желали бы с помощью такого рода размышлений придать самим себе и миру больший вес, как правило, оказываются не в состоянии разобраться в этих вещах.

а) Можно было бы поставить вопрос так: как же это было возможно, что Христос мог быть распят? Тогда в ответ можно было бы попытаться показать, что Он, будучи Абсолютным, неизбежно должен был как бы взломать ту относительность, в которой живут люди постольку, поскольку они всего лишь люди. В таком случае его смерть была, как поняли бы это греки, страшным родом самозащиты страдающего человечества, не способного вынести Его. Но этот ответ будет неверным и даже легкомысленно-богохульным, если в нем умалчивается, что относительность, в которой живут люди, есть по существу своему грех.

б) Можно было бы спросить: как же это было возможно, что Христос мог быть убит, Он, Кто ни в чем, ни в чем не искал своего; как возможно, чтобы некая сила или какой-то отдельный человек могли прийти в столкновение с Ним? Ответ: как раз потому и был Он убит, что Он ни в чем не искал своего. Как раз поэтому и простые, и знатные были ожесточены на Него – ведь каждый из них искал своего и желал, чтобы Он разделил с ним его эгоизм. Он потому и был распят, что Он был Любовь и – что из этого следует – не желал быть эгоистичным. Поэтому-то Он жил так, что Он мог в равной мере вызывать обиду как у знатных, так и у простых: ведь Он не желал принадлежать ни одной из сторон, но желал быть Тем, Кем Он был, – Истиной, и быть ей любя истину. Сильные мира сего ненавидели Его за то, что народ желал сделать Его царем, а народ ненавидел Его за то, что Он не желал быть царем.

в) Изъясняя историческую сторону этих событий, можно было бы показать, как то, что сперва казалось, будто Он претендует на царскую власть, как раз и сделало возможной Его смерть на Кресте. Ведь если в жизнь людей приходит страсть, должна быть тяга для того, чтобы эта страсть смогла разгореться. Но тяга – это двойное движение, пересечение двух воздушных потоков. Именно то, что все внимание иудеев было приковано к Нему – ведь они хотели сделать Его царем; именно то, что сперва им на мгновение показалось, будто Он отвечает их ожиданиям, – именно это вылилось затем в их ожесточенное неистовство, превратилось в кровожадную ярость и ненависть, когда Он так и не захотел царской власти. Он был крайне важен для своего времени, которое горело желанием увидеть в Нем того, кого оно ожидало, время будет чуть ли не принуждением навязывать Ему уже готовую роль – но в итоге Он не захочет быть тем, кем оно желало его видеть! Христос был тем, кого ждали, однако Он был распят иудеями, и распят именно потому, что Он был Тем, Кого они ждали. Он был слишком значим для современности, чтобы она могла оставить Его без внимания, нет, здесь дело шло об или – или: или любить, или ненавидеть. Иудеи были настолько захвачены идеей, что Он, должно быть, и есть тот, кого они ждали, что им невыносимо было думать о том, что Он не захочет принять все то великолепие, которое они предлагали Ему. То есть здесь налицо мировой конфликт между тем, как с точки зрения мгновения, и тем, как с точки зрения вечности понимается «Тот, Кто должен прийти». In abstracto Христос – Тот, Кого все ждут, и это неизменно так. Но вот возникает конфликт. Одержимый собой, тщеславный народ желает присвоить Его себе ради выгод своего эгоизма: Христос должен быть Тем, кого они ждали, «Грядущим» – но только в том смысле, какой это имеет с точки зрения мгновения. На мгновение Он как будто поддается этому, выманивая у них эту их идею, заставляя их открыться в ней – и тут, тут шаг за шагом становится все более очевидно, что Он – Грядущий, но как раз в том смысле, какой это имеет с точки зрения вечности. Наверное, Его современникам, которые заблуждались и были неистовы в своем заблуждении, неистовы из-за того, что ошиблись в Нем, неистовы из-за того, что они хотели сделать Его царем, а Он пренебрег этим, неистовы из-за того, что они признались в том, насколько они по-своему в Нем нуждались, Его современникам жизнь Христа казалась, наверное, воплощением чудовищной всепрезирающей гордыни. Так что, наверное, для многих, пребывавших в безбожном заблуждении, и слово «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» звучало как свидетельство справедливого возмездия. Но вместе с тем все это обнаруживает грех иудеев, свидетельствует о нем как о грехе против Бога – ведь они настолько сосредоточили свое внимание на Христе, что здесь не может быть и речи о том, что они просто не разобрались во всем этом как следует. Нет, их взоры были прикованы к Нему, и они стали бы славить Его, стали бы гордиться Им и более, чем когда бы то ни было, презирать – уже совершенно по праву – все другие народы, если бы только Он захотел служить их властолюбию. Значит, они признавали в Нем бесконечное превосходство. И все же они не желали смириться пред Ним, не желали узнать от Него правду о Том «Грядущем», Кого они ждали, они властолюбиво хотели, чтобы Он служил им, потворствуя их желанию, – тогда они стали бы Его боготворить, боготворя при этом, впрочем, самих себя: ведь все это льстило бы их властолюбию, да и Он был бы тогда их же собственным изобретением. То есть переданного им от отцов и меры их собственного понимания было достаточно для того, чтобы суметь Его понять, если бы они пожелали, но они не желали Его понимать. Одно дело, если время осмеивает или преследует человека, которого время в буквальном смысле не способно понять, и потому вынуждено считать его безумцем. Так современники насмехались над Колумбом; ведь у них при всем их желании в голове не укладывалось то, что может существовать другая часть света. Другое дело, когда современники признают громадное превосходство некоторого человека, прямо-таки влюблены в него, однако им хватает наглости (даже если и смешанной с лестью) пытаться вынудить его стать тем, чем они хотят его сделать, вместо того чтобы покориться ему и у него учиться.