Саймон только покачал головой в недоумении и пробормотал, что ему никогда не понять женщин. У меня было наготове несколько колкостей, но я сдержалась и не пустила их в ход, просто решила быть выше этого, пока он пытался заставить детей сесть в машину и пропускал мимо ушей их вечный спор, кому сидеть впереди. Я же пыталась не сильно заморачиваться и не задавать вопросов, кому принадлежит вторая тень на фотографии, где он стоит на холме, куда он забрался на прошлой неделе и запостил тогда же (как фотограф он методично следует всем инстаграмовским клише).
Свободная от детей, я занялась кормежкой собак и все думала, как сильно вымахал Барри с тех пор, как я его забрала из приюта, он стал в три раза больше и ел за троих собак. Больше игнорировать этот факт было невозможно, несмотря на все заверения хозяйки приюта, что Барри на тот момент достиг своего окончательного размера, он все еще рос и, вероятно, будет расти и дальше. Меня слегка тревожит, до каких размеров может дорасти эта помесь коня и волка. А еще интересно, когда Джейн признает поражение и согласится, что ее кровать не вмещает их двоих. Питер уже смекнул, что Барри на сто процентов питомец Джейн, а потому стал требовать себе питона. Единственный плюс в его выборе – что кормить питона можно раз в неделю, с такой частотой справится и сам Питер. В остальном же это отвратительная идея, потому что никакого нахуй питона я в своем доме не потерплю. Он же может проглотить Джаджи. Или куриц. Стало очевидно, что дети напрочь охладели к курицам, и теперь это полностью моя забота, но, по крайней мере, у меня есть хорошее оправдание на будущее: если вдруг детям понадобится терапевтическая помощь, я имею полное право сказать, что я ее предоставляла в виде куриц, а они ею пренебрегли. Пришлось тащиться кормить куриц, а они в ответ окатили меня традиционными презрительными взглядами.
– Что? – вопрошала я. – Что уставились? Чего вам еще от меня надо? Я вас кормлю, убираю за вами ваш помет, ни разу не попрекнула отсутствием яиц, не даю Джаджи на вас покушаться, а вы хоть бы слово благодарности мне сказали. Разве я многого прошу? Вы что, языки проглотили? Мне вас долго уговаривать еще, чтобы вы хоть что-нибудь сказали? Каждый раз, как я к вам обращаюсь, вы меня или игнорите, или клюете за ноги. Вы онемели, что ли, от психологической травмы, что я с вами слишком мало разговариваю? Может, скажете, что я и ваши жизни разрушила, как мои дети любят мне напоминать? А?
Магги нахохлилась и отвернулась от меня.
– Только знаете что, голубушки, я-то слышу, как вы кудахчете между собой, пока меня нет, а стоит мне подойти к вам поближе, так вы сразу клюв на замок, прямо как те противные девчонки в школе. Вы – противные девчонки. Вот вы кто. Самые настоящие противные девчонки.
Вдруг до меня дошло, что: а) я разговариваю на полном серьезе с тремя равнодушными курицами и б) обвиняю куриц, что они намеренно плохо ко мне относятся. Поразмыслив немного, я решила, что пока не поздно, лучше мне пойти пообщаться с реальными людьми, с Колином и Сэмом, например.
У них я собиралась вести себя прилично. Я поехала к ним с прекрасным намерением не пить ничего крепче минеральной воды из солидарности с Ханной и вообще вести себя как ЗОЖник, которому, как часто любит мне напоминать Джейн, чтобы веселиться, не нужен алкоголь. Но вечер выдался таким томным, вино выглядело таким манящим, запотевшая бутылка – такой соблазнительной, что Ханна не выдержала и сама предложила: «Эллен, возьми и выпей, а за рулем поедешь завтра. Если мне нельзя пить, то пусть хоть кому-нибудь будет весело сегодня вечером!»
– Ну спасибо тебе за разрешение, – съязвил Колин, а Чарли уже в третий раз за вечер напомнил Ханне «не забывать про давление», на что Ханна вновь закатила глаза и бросила в рот очередную печеньку, а Чарли еще раз упомянул про уровень сахара в крови, на что Ханна в очередной раз заявила, что имбирное печенье помогает ей против тошноты, на что Чарли пытался увязать постоянное потребление имбирного печенья с тошнотой, на что Ханна отрезала, что когда Чарли забеременеет и у него начнутся запоры, отеки на ногах, а кожа покроется растяжками, вот тогда она послушает его советы, как управляться с беременностью – тут мне показалось, что бокал вина (или два) придется кстати, а вернуться завтра за машиной не так уж и сложно.
В дверь позвонили, и Сэм бросился открывать.
– Это Кэти с Тимом? – спросила я.
И точно, на пороге стояли Кэти и Тим, мои старые соседи, что жили через дорогу от прежнего Семейного Очага. И еще какой-то мужчина. Без пары.
– Это Джек! – объявил Сэм. – Джек, это Чарли (Чарли крепко тряхнул его руку в приветственном рукопожатии), а это Ханна (Ханна что-то промычала с набитым печеньками ртом). С Кэти и Тимом ты уже познакомился в дверях, Колина ты знаешь, а это Эллен, – закончил он представлять, и мне показалось, что на моем имени ему было сложно удержаться, чтобы не добавить «Та-дааам!», но он сдержался.
Господи, нет! Я-то думала, что могу рассчитывать на обычный расслабленный ужин в кругу друзей. Не предполагала, что они могли подстроить такое. На мне были мои старые джинсы-стрейч, я ведь собиралась поесть от души, потому что Колин готовит как бог. И еще я хотела немного поддать (ну да, кто бы поверил, что я не собиралась выпить сегодня вечером? Я прекрасно знаю, что моя сила воли замолкает, когда кто-нибудь предлагает розовое игристое. Да хоть какое. Даже джин) и поболтать с друзьями, со всеми, включая Кэти и Тима, которых не видела тысячу лет.
А теперь до меня дошло, что весь этот вечер был подстроен, и мне придется изображать из себя нормального человека, поддерживать серьезные разговоры, вести себя так, будто я в курсе, кто у нас министр иностранных дел, вспоминать названия всяких модных поп-групп, чтобы не сморозить чушь, если разговор зайдет о музыке, которую я слушаю (а прилично ли сейчас болтать о музыке? Я уж и не знаю, о чем сейчас прилично болтать, а о чем нет, никто со мной не вел таких светских бесед уже лет двадцать пять, не считая того ужаса, что случился у нас с Томом, когда ему было важно рассказать мне, сколько яиц он съедает в день). И все это будет происходить на глазах моих ближайших друзей, которые будут пристально наблюдать за нашими с Джеком брачными танцами, пока мы пьем и закидываем в клюв переоцененные оливки и недосоленные орешки. Да пошли они лесом, решила я. Не собираюсь я в этом участвовать. Никто меня не заставит. Несомненно, они будут оправдываться, что сделали это из лучших побуждений, но им меня не провести, меня не так просто облапошить. Я буду сама собой, и если этому прощелыге захочется узнать, что я думаю о… о…, ну не знаю, об Arctic Monkeys или что интересного случилось на Question Time вчера вечером, то я ему прямо выложу, что мечтала выйти замуж, когда вырасту, за Рика Эстли, а вечерами люблю смотреть «Модный приговор» и мне плевать, что он там себе намечтал в своем больном воображении.
– Джек ветеринар! – добавил Сэм. – А у Эллен две собаки и три курицы.
Джек попытался изобразить интерес. Я его понимаю, наверно, это очень утомительно, почти как быть врачом, когда на всяких светских мероприятиях каждый норовит показать тебе свою болячку или еще что-нибудь, или как мне приходится изображать заинтересованность, когда люди узнают, что я работаю в IT-компании, и тут же начинают жаловаться на Windows 10 и просить совета.