Надо сказать, работа в последнее время дохода приносила мало, любой клиент принимался, как родной. Девушки, настоящие профессионалки с цепкостью чистокровных цыганок, вылавливали на улице зазевавшихся мужчин и так ловко их одурачивали, что несчастные приходили в себя только, когда стояли на пороге борделя часа этак через три без гроша в кармане.
Ещё одним бичом этого заведения являлось игристое вино на розовой воде «Неописуемое блаженство». Вино отвратительного качества делалось по специальному заказу хозяйки заведения, воняло так, словно вы только что сжевали цветок розы, и вкус имело преотвратительный. Все девицы ненавидели это пойло, и все, как одна, пили его в любое время суток вместе с клиентами, потому как имели хороший процент с каждой проданной бутылки.
Сестру Пана звали Эллиада – полная, некрасивая гномка с огромной родинкой над верхней заячьей губой. Она окинула меня профессиональным взглядом, как наездник скаковую лошадь, и пожала плечами, оценивая мои шансы отрицательным числом. Рассказывать о своих истинных намерениях мы ей, конечно, не стали, прекрасно осознавая, что хозяйка не потерпит разбоя в своём маленьком королевстве. Пан придумал совершенно удивительную историю о том, что я решила раздобыть денег, продав моё хрупкое неразвитое тело любвеобильному клиенту. На мои возмущённые взгляды во время рассказа Пантелей внимания не обращал, к тому же старую гномку уж ничем нельзя было удивить. «На панель, значит, на панель, лишь бы за комнату заплатили сполна». Эллиада поцокала языком, глядя на меня, а потом махнула холёной рукой и крикнула: «Девочки, сделайте из неё человека!»
На её крик вышли весьма живописно одетые девушки. «Девочки» накинулись на меня, как стая голодных волков на молочного ягнёнка, и я уже не понимала, как оказалась на лестнице, ведущей на второй этаж. Они что-то щебетали о краске для ресниц и губ, но главное, я услышала волшебное слово «горячая ванна» и моментально расслабилась.
Через полчаса я стояла перед зеркалом и не могла узнать в отражающемся чудовище себя. Мои тонкие губки превратились в пухлый ярко-красный рот, веки, намазанные синей краской для глаз, едва открывались, кожа приобрела нежно персиковый оттенок, какой я не имела, даже когда загорала. Нарядили меня в чудной корсет, поверх него натянули ярко-красное платье из довольно неплохого шелка, а завершали картину туфли на высоком каблуке, поднявшие меня на двадцать сантиметров над полом, отчего мне казалось, будто я не иду, а лечу. Последним штрихом был пшик из пульверизатора духами прямо мне в открытый от изумления рот.
Кашляя и чертыхаясь, на негнущихся ногах, держась двумя руками за перила, я бочком спустилась по лестнице. Пантелей с Иваном вытаращились на меня с отвисшими челюстями, пытаясь узнать в ковыляющем уродце их наперсницу.
– Чего уставились? – рявкнула я. – Спуститься помогите!
– Отлично выглядишь, – с трудом очухавшись от шока, выдавил из себя Ваня.
– Помолчал бы уж! – огрызнулась я. – Знала бы, никогда в эту афёру не ввязалась, лучше с Юрчиком по улицам бегать!
– Ты о чём? – не понял Пан.
– Ни о чём, – я с трудом доковыляла до кресла и, буквально, упала в него. – Пантелей, я вся во внимании.
Гном никак не мог придти в себя, хлопал белесыми ресницами и беззвучно открывал рот, как рыба выброшенная на берег.
– По-моему, Эллиадка, твои девочки перестарались, – наконец, изрёк он.
– А, по-моему, она выглядит на сто золотых! – ощетинилась сестра.
– Выгляжу я, как дура! – разозлилась я. – Да, меня мама родная в этом наряде не узнала бы!
Эллиада фыркнула и удалилась в другую комнату.
Пойдём осваивать старейшую профессию! А ты, – я повернулась к гному, – только з-Ладно, чего делать надо? – обратилась я к Пану.
– Значит так, – начал гном, – сейчас мы проводим тебя до соседней улицы. Ванятка будет подстраховывать в подворотне, на всякий случай. Ты встанешь у какого-нибудь фонаря и начнёшь строить глазки проходящим мимо мужчинам. Выберешь из них того, кто поприличнее и похилее и приведёшь сюда, а дальше по обстановке. Все понятно?
– Значит так, – начала я загибать пальцы, – «строить глазки» – поняла, «похилее» – поняла, но это твоё «по обстановке» мне совсем не понятно! Что это значит?
– Импровизируй, станцуй там, погладь его где-нибудь… – Пан осёкся, наткнувшись на мой разъярённый взгляд.
– Где? – прошипела я. – Где мне его погладить? Может быть, мне ещё и платье снять?
– Не возбраняется, – кивнул гном.
– Да, пошёл ты в баню!
Я встала и скомандовала:
– Иван, за мной абудь ввалиться в комнату вовремя! Пришибу!
Высокие каблуки казались пыточным средством, идти на них было неудобно и больно, колени не разгибались, а ступни горели, как в огне. Люди смотрели на меня с явным неодобрением, скорее всего, «этим» в такое время суток никто не занимался. К моему облегчению на другой стороне улицы я увидела ярко одетую девушку, приняла её за коллегу и даже посочувствовала про себя горькой доли несчастной, но та уселась в шикарную карету и с недовольным лицом что-то сказала кучеру, тот подобострастно кивнул, а у меня моментально испарились все тёплые чувства к ней. Я постаралась распрямить плечики и завиляла бёдрами, в результате чего чуть не потеряла равновесие, подвернула ногу и едва не рухнула на брусчатку, покрывая весь мир трехэтажным матом.
Ванечка плёлся следом, изредка поскуливая:
– Ну, Ась, ну стой уже здесь, глянь, какая хорошая подворотня, меня здесь никто не увидит.
– Зато мне здесь столб не нравится, – отвечала я, – не принесёт он нам денежного клиента.
– Ну, а этот тебе, чем плох? – опять канючил он.
Наконец, я поняла, что если сделаю в этих колодках ещё хотя бы шаг, то упаду, и остановилась, едва не обнимая дерево.
– Все, Вань, прячься!
Я встала, скромно потупив глазки, чувствуя себя полной и круглой, как бублик, дурой. Мимо проходили мужчины, никак не реагирующие на моё присутствие. Тогда я решила поменять тактику. Упёрла руки в бока, прислонила одну ногу к столбу и энергично захлопала ресницами. Эффект от моих стараний получился нулевой: мужчины шли мимо, а с ресниц осыпалась вся тушь. Я уже пригорюнилась, как за моей спиной раздался надтреснутый бас:
– Сколько?
Передо мной возник гном в грязной тельняшке и стоптанных башмаках, один глаз оказался перевязан чёрной повязкой, а на руке красовалась татуировка в виде русалки. Я решила, что одного гнома в лице Пана мне хватает под завязку, и демонстративно отвернулась. Прошло два часа, я отшила ещё пятерых клиентов: у одних мне лицо не нравилось, у других было денег маловато. Я заскучала. Ноги отваливались, в желудке заурчало. «Не очень-то это интересно», – подумала я.
– Сколько? – послышалось рядом.