Дань псам. Том 1 - читать онлайн книгу. Автор: Стивен Эриксон cтр.№ 4

Огонь был даром – ею украденным, – но в этой насквозь сырой преисподней не высечешь ни искорки. Значит, оставалось… трение. И Апсал'ара принялась перетирать звенья друг об друга.

Сколько лет уже прошло? Неизвестно. Пленники Драгнипура не чувствуют ни голода, ни жажды. Звенья скрежетали, ладони ощущали исходящее от них тепло. Начал ли металл поддаваться? Достаточно ли глубокие на нем бороздки? Апсал'ара давно перестала проверять. Она была занята делом, и этого вполне хватало.

А потом объявились псы и все испортили.

Кроме того, нельзя было не заметить, что ход фургона замедлился; количество тел на нем не уступало количеству тех, кто еще продолжал из последних сил тянуть лямку. Сквозь днище до Апсал'ары доносились жалобные стоны несчастных, придавленных другими несчастными.

Едва попав внутрь Драгнипура, псы вре́зались в стенки фургона, и темная пасть в его центре поглотила их.

А еще был кто-то – без цепей. Он задирал Гончих – самих Гончих! Апсал'ара запомнила его лицо, о да, запомнила. Незнакомец исчез, но она не забыла…

Она даже попыталась последовать за тварями, но от портала исходил такой невообразимый холод, что испепелял плоть. Морозы Омтоз Феллака не шли с ним ни в какое сравнение, ибо то был холод отрицания, несовместимый с бытием.

Самое невыносимое – это надежда. Более слабое создание, пережив подобное, расплакалось бы и сдалось, кинулось бы под колеса фургона да так бы и волочилось за ним искореженной грудой мяса и костей, вихляясь по камням и хлюпая по грязи. Апсал'ара же вернулась к себе в гнездо и продолжила ломать цепь.

В прошлом ей удалось похитить луну.

Она украла огонь.

Она скрывалась в тихих сводчатых переходах Лунного Семени.

Она была Госпожой воров.

А потом меч отнял у нее жизнь.

Так не пойдет. Совсем не пойдет.

Пес лежал на своем привычном месте – на гладком камне возле ручья. Вдруг он дернул шелудивой головой, взметывая облачко жужжащих насекомых, а через мгновение поднялся. Спину его покрывали шрамы, некоторые настолько глубокие, что обнажали плохо сросшиеся мышцы. Пес жил в деревне, но никому не принадлежал. Для местной своры он тоже был чужаком. Он не спал ни у чьего порога и никого к себе не подпускал. Даже лошади боялись оказываться рядом.

Глаза его, по общему убеждению, смотрели с какой-то глубокой горечью и даже грустью. Богом меченый, говорили уридские старейшины, а значит, пса нельзя ни прогонять, ни морить голодом. Это касалось всех вещей, которые отметили боги: их присутствие можно было только сносить.

Истерзанное бедро не мешало псу на удивление быстро семенить по деревне, прямо по главной улице. Дойдя до южной окраины, он не остановился и продолжил путь вниз по склону, виляя между замшелыми валунами и грудами костей, венчающих мусорные кучи.

Его уход привлек внимание двух девочек. Обеим до ночи посвящения во взрослую жизнь оставался примерно год. На вид они были похожи, как сестры, да и родились с разницей всего в несколько дней. Разговорчивостью ни одна из них не отличалась. Со стороны казалось, будто они прекрасно понимают друг друга без слов, подобно близнецам, хоть они и не близнецы. Вот и завидев уходящего из деревни пса, девочки обменялись безмолвными взглядами, собрали припасы и оружие, оказавшиеся под рукой, и отправились следом.

Их уход заметили, но делать ничего не стали.

Пес уводил девочек на юг – вниз по склонам родных гор, где кружили кондоры и завывали волки, предвещая зимнюю стужу.

На юг – в земли потомков ненавистных натийев, разносчиков войны и опустошения, истребителей и поработителей теблоров. Натийев, которые плодятся как лемминги, видимо, стремясь заполонить весь мир, чтобы в нем не осталось места более никому и ничему, кроме них.

Бесстрашием и целеустремленностью девочки не уступали псу. Им, конечно, было невдомек, что эти качества они унаследовали от отца, которого ни разу не видели.

Пес шел не оглядываясь и сохранял невозмутимость, даже когда девочки поравнялись с ним. Правду говорили старейшины: богом меченый.

Позже матери и дочери сообщили, что их дети сбежали. Дочь плакала, мать нет. Внизу живота у нее разливалась теплота, вызывая наплыв воспоминаний…

– О дряхлый город, привечающий путников…

Пустынная равнина под пустым ночным небом. Одинокий костер, такой слабый, что почти не виден среди закопченных, растрескавшихся камней, окружающих его. Невысокий толстяк с редкими сальными волосами, сидящий возле огня. На нем линялый красный жилет поверх льняной рубашки с запачканными манжетами, пышно рассыпающимися вокруг пухлых запястий. Круглое лицо кажется алым в трепещущих отблесках пламени. С небольшого бугристого подбородка свисают длинные черные волоски – увы, слишком жидкие, чтобы заплетать. С недавних пор толстяк завел привычку в минуты раздумий, даже самых поверхностных, крутить и поглаживать их. Впрочем, он прибегал к этому жесту и просто так, желая произвести на случайного наблюдателя впечатление, будто погружен в глубокие думы.

Вот и сейчас он поглаживал и крутил бороденку, хмуро глядя в огонь.

Как там пел тот седоволосый бард? Нынче вечером, на крохотной сцене «К'руловой корчмы», когда он сидел в зале, довольный своим положением в славном городе, который столько раз спасал?…

– О дряхлый город, привечающий путников…

– Мне нужно кое-что сказать тебе, Крупп.

Толстяк поднял глаза. Напротив него на втором камне сидел кто-то в накидке с капюшоном, протягивая тонкие бледные руки к огню. Крупп кашлянул и сказал:

– Давненько Круппу не приходилось быть таким внимательным и настороженным. С другой стороны, он давно заключил, что ты желаешь поведать ему нечто значительное, что никто, кроме Круппа, не достоин услышать.

В тени капюшона мелькнула тусклая искорка.

– Я не участвую в этой войне.

Крупп поглаживал хлипкую бороденку и упивался молчанием.

– Ты удивлен? – спросил Старший бог.

– Мой старый друг, Крупп всегда ожидает неожиданного – в конце концов, чего еще можно ожидать? Крупп поражен, однако сквозь его пальцы по славной бороде в голову пронеслась мысль. К'рул утверждает, что не участвует в войне. Да, не участвует, но тем не менее является в ней наградой.

– Только ты понимаешь это, мой друг, – молвил Старший бог со вздохом, затем наклонил голову. – Ты выглядишь печальным. Прежде я такого не замечал.

– У печали множество вкусов, и, похоже, Крупп перепробовал их все.

– Желаешь об этом поговорить? Я полагаю себя хорошим слушателем.

– Наверное, сейчас не лучшее время. Крупп видит, что его друга снедают иные заботы.

– Это не важно.

– Для Круппа – важно.