О ком молчит Вереск. Вторая часть дилогии - читать онлайн книгу. Автор: Ульяна Соболева cтр.№ 3

Быстро начал ковыряться в кармане, достал бархатную коробочку, поправил очки и протянул коробочку мне.

— Открой.

Я нерешительно приподняла крышку и судорожно глотнула воздух.

— Обвенчайся со мной и стань мне настоящей женой, раздели со мной постель…. роди мне детей.

Я смотрела на кольцо, чувствуя, как тяжело сдавливает мою грудь, как трудно дышать. Он прав. Он больше всех достоин стать моим мужем, достоин любви. А что, если попробовать. Что, если дать нам шанс. Столько лет прошло. Паук давно забыл обо мне. Паук… проклятый, лживый Паук, предатель, ублюдок, бросивший меня умирать, бросивший нашего ребенка…

В двери постучали, и я отошла вместе с кольцом к окну, сдавливая коробочку и чувствуя отторжение, чувствуя, как внутри я не готова принять это предложение.

— Там внизу посыльный с цветами для синьоры.

Отодвинула штору и вцепилась в нее помертвевшими пальцами, застыла, глядя, как в дом заносят огромный букет вересковых колосьев, перевязанный желтой лентой. Уронила коробочку, выскочила в коридор, сбежала по лестнице и схватила посыльного за рукав.

— Кто! Кто прислал эти цветы?

От неожиданности паренек быстро заморгал.

— Простите, синьора… не знаю. Мы — служба доставки… я — курьер…. цветы заказали через сайт, наверное.

— Вереск через сайт? Кому нужны эти сорняки! А записку! Что-то оставили?

— Ннннет, ничего не оставили. Простите, синьора, что-то не так? Вы можете оставить жалобу на сайте, вот наша визитка и… Хотите, я унесу букет?

— Нет… давай сюда.

Забрала цветы, и от запаха вереска закружилась голова.

— Бруно, дай этому мальчику на чай.

Долго смотрела ему вслед, сжимая в руках огромный букет, и чувствовала, как подгибаются колени и темнеет перед глазами.

— Ты обронила мой подарок, любимая.

Обернулась, посмотрела невидящим взглядом на Марко, а тот покрутил у меня перед глазами бархатной коробочкой.

— Да… уронила. Оно прелестно. Извини. Я пойду к себе. У меня голова разболелась.

— Бруно! — зычно крикнул Марко, впившись взглядом в букет. — Вышвырни этот веник в мусор!

— Нет! Не надо! Пусть останутся!

Рука Марко сомкнулась на моем локте.

— Что? Представила, что они от него? Не льсти себе! Даже если он и жив, ему всегда было плевать на тебя!

— Отпусти! — попыталась выдернуть руку, но он сжал сильнее. — Ты делаешь мне больно, Марко! Отпусти меня немедленно!

Пальцы разжались, и его худое лицо обрело самое обычное выражение растерянности. Как будто на меня смотрел совсем другой человек. Злобный оскал тут же исчез.

— Прости, я не знаю, что на меня нашло. Иди… переоденься, поедем смотреть дом. Отдай эти сорняки Бруно.

Я долго смотрела Марко в глаза, продолжая сжимать цветы в руках.

— Хорошо… поедем в Палермо.

И унесла букет в свою комнату. Я знала, что Марко смотрит мне вслед, что в его ладони по-прежнему лежит бархатная коробочка, и я не дала ответ на его предложение.

Я не была здесь с момента моего побега. Когда-то этот дом казался мне ненавистным, отвратительным, мерзким, а сейчас чем ближе мы подъезжали, тем сильнее билось мое сердце. Тем больнее оно дергалось в груди.

Нет, Мами, ты не права. Дом — это важная частичка памяти. Ее физический образ, ее воплощение с ожившими запахами, звуками, голосами. У дома есть душа. Она хранит, намного больше, чем фотографии. Дом всегда полон призраками счастья и горя, любви и смерти. Дом — это живой организм, способный ранить и исцелять. И боль становится сильнее, перестает быть фантомной, ее можно потрогать пальцами, как вырезанные на дереве буквы В и С, затянувшиеся светлой корой, но оставшиеся там навечно. Я провела по ним пальцами, закрывая глаза и вспоминая, как он вырезал их ножом у меня на глазах. Увидела, как раскачивается длинная ветка, на которой на какие-то мгновения возник образ черноволосого парня, играющего на гитаре для девочки, выглядывающей в окно. У нее восторженные глаза, и она до безумия влюблена в своего ночного музыканта. Настолько влюблена, что могла принять нож вместо него и получить удары плетью. И ее любовь бессмертна, как сама музыка. Она все еще живет в ней вместе с ненавистью. Вплелась в ее медовые волосы, растворилась в глазах и разъела ей сердце.

А сейчас она смотрит моими глазами снизу и чувствует, как больно сжимается ее сердце, как невыносимо тянет туда, в прошлое, где все было можно…Там, где Вереск смеется и прячется за деревьями от Паука.

— Мама!

Голос сына вырвал из оцепенения, и я обернулась, вынуждая себя улыбнуться.

— Мам, а ты говорила, здесь развалины. Смотри, все уцелело. Отец показал мне конюшни, веревочные лестницы, старую беседку. И еще кое-что. Пойдем.

— Куда?

Я засмотрелась на него, залюбовалась им с щемящим сердцем и ощущением, что вот-вот разрыдаюсь. Потому что похож. Потому что невероятно, немыслимо похож. Как будто только что слез с ветки того самого дерева.

— Что такое, мам? Ты плачешь?

— Нет, — обняла его и спрятала лицо у него на груди, — я просто очень сильно люблю тебя.

— И я тебя люблю. Идем. Давай же… быстрее.

Я позволила себя увлечь в глубь заросшего сада, но чем ближе мы подходили, тем тяжелее становилось дышать. Весь сад, вся его огромная площадь заросла вереском. Он колыхался от ветра сиреневыми волнами, как будто там бушует фантастическое море.

— Эти цветы… они так похожи на твои глаза.

Вздрогнула и обернулась к сыну. Он с восхищением смотрел на вереск.

— Да. Что-то есть.

— Совсем не что-то, — голос Марко раздался совсем близко и разрушил все очарование увиденным. На нем был костюм для верховой езды, и вьющиеся черные волосы развевались на ветру, как и у Чезаре, — когда-то ее так и называли — Вереск.

— Вереск.

Повторил сын, и внутри все закровоточило, захотелось хорошенько тряхнуть Марко.

— Маме подходит, да, очень подходит.

— Но она запретила так ее называть.

— Почему? — искренне удивился Чезаре и сорвал пару колосьев. — Мам, почему?

— Потому что меня зовут Юлия, и я не хочу никаких кличек. Тем более я давно выросла из уменьшительно-ласкательных.

Настойчивым взглядом посмотрела на Марко, и тот меня понял.

— Чертовые сорняки разрослись так, будто их нарочно здесь высадили.

Он выдрал несколько колосьев и швырнул в сторону, прошелся по ним сапогами, втаптывая в землю.

— Так кто покупает этот дом? — спросила и отвернулась от вереска и от собственных воспоминаний.