От яркого света ослепило, и я часто заморгала, ощущая, как слезы пекут склеры. Я видела перед собой двух женщин в медицинских костюмах, масках и шапочках, прикрывающих волосы. Сначала их лица расплывались из-за света, но чуть позже я начала различать, где мы находимся. Одна из медработниц сидела за столом, а вторая смотрела на меня, изучая, как насекомое.
— Имя, — спросил та, что за столом.
— Джулия.
— Возраст.
— Семнадцать. То есть восемнадцать.
При воспоминании о празднике больно сдавило грудную клетку.
— Хронические заболевания? Не лгать. Всегда можно свериться с медкартой или устроить дополнительное обследование.
— Нет заболеваний.
— Когда начались первые месячные?
Зачем им это? Что за идиотские проверки? Я же вроде уборщица. Или кем они собрались меня сделать.
— В двенадцать.
— Группа крови?
— Нулевая отрицательная.
Женщина тем временем осматривала мое лицо, приподнимала мои веки, трогала шею под подбородком, затылок, велела поднять руки и ощупала подмышки, потрогала грудь, сдавила соски, заставив ойкнуть.
— Шикарная грудь. — констатировала вторая. — Как думаешь, он заметил ее красоту? Она ведь настоящая куколка. Длинные ноги, налитые сисечки, розовые соски, белая кожа, аккуратная попка. Его последняя шалавка была на нее похожа.
— Не знаю. Мне все равно. Открой рот.
Я открыла, и она осмотрела мои зубы, затем велела вытащить язык.
— Да ладно. Не все равно. Думаешь, никто не знает, что…
— Здорова. — женщина, которая меня осматривала, не дала ей договорить. — На первый взгляд. Снимай трусы и полезай в кресло.
Кивнула назад на мерзкое и противное приспособление. Один раз я на него уже залазила.
— Зачем?
— Меньше вопросов. Давай. У меня нет времени.
Вторая осматривала меня грубо, неприятно, холодными руками. Этот лед ощущался даже через перчатки, и мне было больно от ее проникновений приборами.
— Девственница. Здорова. Хочешь, порву прямо сейчас. Для тебя. Запишем, последняя шалава, подарим ей парочку венерических болезней, и ее вышвырнут.
— Нет. Не хочу. Марко нужна кровь. Слезай. Одевайся и садись напротив меня.
От их разговора по коже поползли мурашки. Я не сразу поняла смысл, а когда поняла, было страшно что-то спрашивать.
— Запиши. Донор. Восемнадцать лет. После визуального осмотра здорова. Группа крови плюс, возраст плюс, внешний осмотр плюс.
Вынесла вердикт, попросила сесть и закатить рукав кофты. Я ужасно боялась уколов и мысленно взмолилась, чтобы она не надумала сделать мне укол или прививку.
— Я возьму у тебя образец крови, и по уставу положено сделать три прививки. Отказаться ты не имеешь права, как и оказывать сопротивление врачам. Тебе ясно?
— И… что за это будет, если откажусь?
— Ты не хочешь этого знать, поверь. Найти донора не так-то сложно, так что не обольщайся насчет своей ценности.
Тяжело дыша, я посмотрела на три шприца на подносе и перевела взгляд на женщину. Трудно было определить сколько ей лет только по глазам, но мне казалось, она молодая и привлекательная. А еще… я ей не нравилась. Лично. Очень не нравилась.
— Я боюсь уколов и крови.
— Уколы не болезненные, а крови ты не увидишь, если не будешь смотреть. Закати рукав платья.
Я послушно закатила, чувствуя, как учащается мое дыхание и пульсирует адреналин в висках.
— Работай кулаком и смотри на стену.
Да, больно не было. Скорее неприятно и… унизительно. Как и осмотр у гинеколога. По окончании процедуры мне дали кусочек шоколада. Зажимая вену, я шла по коридору, чуть пошатываясь и ощущая весь ужас и безвыходность своего положения. Я должна бежать. Придумать как и бежать из этого ужасного места.
— Вереск!
Обернулась на звук голоса и увидела Марко. Он стоял в проеме дверей. Высокий, все такой же худой… даже еще худее, чем был. В руке костыль.
— Вереееск. Иди сюда.
Сделала пару шагов к нему и остановилась, вспоминая зачитанные мне правила.
— Мне нельзя. Меня накажут.
— Ну если я зову тебя, значит можно. Иди.
* * *
— Мне жаль, что тебе приходится сдавать кровь для меня.
Марко выглядел расстроенным и бледным до синевы. Даже прогулка по коридору стала для него большим испытанием. Он сел на кровать, и я помогла ему снять обувь и прилечь. Марко был моим другом. Я привыкла опекать его, привыкла, что он меня опекает. Марко существовал вне пространства, войны и ненависти, и я не хотела думать, что он тоже ди Мартелли. Иначе я бы сошла с ума. И этот парень был единственным, кто не смотрел на меня, как на насекомое.
— Ничего. Если тебе от этого станет лучше… то я бы и сама пожертвовала для тебя все что угодно.
В коридоре послышались голоса, и я узнала голос Сальвы. Напряглась. Пальцы невольно сжались в кулаки.
— Жаль, что в той машине оказался ты, а не он.
Выпалила и побледнела, одновременно смакуя и болезненно проживая эти мысли.
— Не надо его ненавидеть. Он не мог поступить иначе. Омерта — один из важных законов клана. Никто не смеет его нарушить. Будь это не Паук — ты бы была мертва.
Я не смотрела на Марко. Я смотрела впереди себя на узор из лилии на стенах.
— Когда-нибудь я заставлю его рыдать кровью.
И перевела взгляд на Марко, а тот сжал мою руку.
— Его невозможно заставить рыдать. Скорее он тебя сломает. А я не хочу… будь покорной, Вереск. И…еще. Сальва справедливый, честный, смелый. Он скоро станет капо и заменит отца. Совсем скоро пройдет крещение.
— Что мне с того? Как по мне, лучше бы совсем скоро его расстреляли.
Наши взгляды встретились.
— Тебя могли убить вместе с твоей семьей… он спас тебе жизнь.
— Лучше бы убили.
Дверь распахнулась, и на пороге появился сам дьявол. Черный, жуткий, жестокий Паук в свитере под горло и строгих штанах, подчеркивающих его атлетическое сложение. Жует зубочистку и смотрит на меня из-под своей длинной, вьющейся челки. Красивый и страшный одновременно. Потому что жестокость живет в каждом его жесте.
— Кто тебе разрешал заходить в хозяйские покои?
— Я! — громко сказал Марко. — Я ее позвал! Не злись на нее!
Взгляд смягчился, и Паук подошел к постели брата, поправил подушку.
— Тебе еще рано вставать. Врачи не разрешали. Зачем ты вышел из спальни? Хочешь обратно в больницу?