– Ах, милая, я просто не хотел тебя расстраивать, но
теперь… теперь вынужден поговорить с тобой. – Он устроился в моих ногах,
сграбастал обе мои руки и тяжко вздохнул. – Бизнес – грязное дело, –
произнес он. – И я сейчас в весьма затруднительном положении. Люди,
которым я имел неосторожность довериться… в общем, так, котенок, я много думал
и пришел к выводу: единственная возможность спасти наши деньги – это
развестись.
– С кем? – испугалась я.
– Милая, развод – это чистая фикция. То есть мы,
конечно, разведемся, но для нас с тобой это не будет иметь никакого значения.
Мы же любим друг друга, верно?
– Вадим, я не понимаю, почему мы должны
разводиться? – заволновалась я.
– Все очень просто. При разводе ты потребуешь свою
долю, ведь ты моя жена, и по закону половина всего, что принадлежит мне, –
твое.
– Мне ничего не надо…
– Котенок, послушай меня внимательно. Если ты заберешь
деньги, эти типы не смогут на них претендовать. Разумеется, на самом деле
забирать их тебе не нужно, но об этом будем знать только ты и я. А когда
ситуация нормализуется, мы опять распишемся. Теперь ты поняла, моя радость?
Радость поняла. Выходит, Истомин прав и муженек заглотил
крючок. Если честно, в тот момент у меня возникла непрошеная жалость к Вадиму,
я его не любила, и все-таки он был мне мужем, пусть жуликом, но мне-то он не
сделал ничего плохого, напротив, всегда заботился обо мне. И я попыталась
спасти положение.
– Вадим, – сказала я. – Мы не можем
развестись. Я беременна.
– Как некстати, – буркнул он, но тут же
опомнился. – Я очень рад, котенок. Очень. Какой срок?
– Семь недель, – глазом не моргнув, соврала я.
– Отлично. К моменту рождения ребенка мы уже снова
будем мужем и женой. Все это займет полгода, не больше. И то, что мы
разведемся, вовсе не значит, что мы должны жить врозь. Ничего подобного. Ну,
если только месяц-два. Мы будем видеться каждый день. – Он заключил меня в
объятия, а я вздохнула. Что ж, как сказано у Ницше, «падающего подтолкни»,
пожалуй, это тот самый случай.
– Вадим, это ужасно, – честно сказала я.
– Доверься мне, родная. Все будет хорошо. Просто поверь
и поступай так, как я прошу. И я сделаю тебя самой счастливой женщиной на
свете.
Я заревела и кивнула. Он утешал меня минут пятнадцать,
умоляя подумать о ребенке и не расстраиваться, а когда я успокоилась, стал
деловито объяснять:
– Значит, так. Для развода необходим повод. Укажешь в
заявлении, что я тебе изменяю:
– Ты мне изменяешь? – ахнула я, начиная получать
удовольствие от происходящего.
– Конечно, нет. Кандидатуру на роль моей мнимой
любовницы мы подыщем, я думаю, вполне сойдет моя секретарша. Она не замужем и
не откажется подтвердить сплетни, которые возникнут. Стоить это будет недорого,
я с ней договорюсь. Чтобы не запутаться во вранье, обо всем этом лучше особо не
распространяться. Все знают твою обычную сдержанность, так что бегать по
знакомым и что-то там объяснять не придется. Если возникнет необходимость, переедешь
в нашу квартиру на проспекте Ленина. Нет, лучше я туда перееду. Тебе здесь
привычней и легче будет перенести одиночество. Опять же, Ангелина Сергеевна
рядом, я на нее очень рассчитываю. Милая, уверяю тебя, это все на крайний
случай. Сейчас ты должна мне довериться и думать только о нашем ребенке. Ты
поняла?
Я закивала, как китайский болванчик, и вновь заревела, а он
начал утешать меня.
Через три дня я подала на развод и на раздел имущества. Мы
перестали появляться на людях вдвоем, но по-прежнему жили вместе. Муж повеселел
и даже что-то насвистывал под нос, а по вечерам, обложившись словарями, выбирал
имя нашему первенцу, мужское, но на всякий случай интересовался и женскими. С
Истоминым мы наедине не встречались, но виделись довольно часто и, когда муж
отворачивался, обменивались весьма красноречивыми взглядами. В общем, жулики
уже готовились праздновать победу, и тут случилось нечто, едва не разрушившее
их планы.
В понедельник, как обычно, мы после ужина посмотрели
новости, а потом отправились спать. Вадим утром собирался ехать в Москву и
намеревался встать пораньше. Пожелав мне спокойной ночи, он обнял меня и уснул,
а вслед за ним уснула и я. Пробуждение оказалось весьма своеобразным.
– Просыпайтесь, голуби, – услышала я, открыла
глаза и приподняла голову с подушки. За окном было темно, часы показывали два
ночи. С другой стороны кровати горел ночник, муж сидел в постели с
вытаращенными глазами и, так же, как и я, силился понять, что происходит. Я
повернула голову и возле двери обнаружила парня в спортивном костюме, в
дурацкой шапке с прорезями для глаз и с пистолетом с глушителем в руке. Фраза о
голубях, вне всякого сомнения, принадлежала ему.
– Ты кто? – обалдело спросил Вадим.
– Твой страшный сон, – ответил парень, решив быть
оригинальным.
– Что происходит, черт возьми? – продолжал Вадим,
отчетливо клацая зубами. Я замерла, спросонья не в силах соображать, но очень к
этому стремилась. Надо сказать, Вадим относился к той категории мужчин, у
которых всю жизнь были любимые игрушки. Его хобби стало оружие, и его в доме
находилось предостаточно. Два или три охотничьих ружья (на охоту на моей памяти
он никогда не ходил) и пара пистолетов. Выезжая за город, он любил пострелять
по мишеням и приохотил к этому меня. Стреляла я, кстати, много лучше, чем муж.
Так что вид пистолета не вызывал у меня панического ужаса. С другой стороны, я
очень хорошо знала, на что способна подобная игрушка, и почувствовала
неприятную пустоту внутри. Руки вдруг похолодели и бессильно повисли, я
таращилась на парня и пыталась найти выход, то есть пыталась придумать, как
отвлечь внимание этого типа и достать пистолет Вадима из прикроватной тумбочки.
Только я начала строить планы, как тут же с ними и распрощалась: наш пистолет,
конечно, не заряжен. Хотя бандиту знать об этом необязательно. Выходит,
кое-какой шанс у нас все же есть.
Между тем тип в спортивном костюме вознамерился ответить на
вопрос Вадима.
– Что происходит? – издевательски переспросил
он. – Происходят неприятные вещи, приятель. Ты решил кое-кого кинуть, и
этот кое-кто в восторг не пришел, так что, если ты сейчас окажешься с дыркой в
башке, это будет только справедливо.
Я повернулась к мужу. Пот градом стекал по его лбу, рот был
приоткрыт, дышал Вадим тяжело, больше всего в тот момент напоминая выброшенную
на берег рыбу.