– Ну то есть не из баобаба, а из того, что растет в нашем лесу. Вполне возможно, что, когда хоронили девушку, клен или ель росли неподалеку и из них впоследствии сделали скрипку. Или какую-то ее часть.
– Хорошая версия, – кивнул Войтех. – И полностью соответствует моим ощущениям, когда я держу ее в руках.
– Что ты чувствуешь? – тут же поинтересовалась Саша.
– Смерть. Скрипка не просто пропитана ею, она сама есть смерть. Ей нужна жертва, она подпитывается чужими жизнями.
– Но она уже взяла три жизни, по десять лет на каждую, – задумчиво произнес Ваня. – Зачем ей еще одна?
– Закрепить эффект? – предположила Саша.
– Или смерти девушек нужны были не ей, – добавил Войтех. – А скрипачу, который на ней играл, мы же все это слышали. А теперь самой скрипке нужна жертва. Иначе она убьет скрипача. Кажется, все-таки настало время поговорить с Петром Яковлевичем напрямую.
К удивлению Вани и Саши, оказалось, что это время настало прямо сейчас: Войтех направился к двери. Саша поспешила за ним.
– Я с тобой! – и прежде, чем он велел бы ей остаться в комнате, торопливо добавила: – Едва ли он станет добровольно рассказывать, что знает. А я смогу его заставить.
Войтех остановился, посмотрел на нее с удивлением и немым вопросом, верно ли он ее понял. Саша спокойно выдержала его взгляд и едва заметно кивнула, давая понять, что он все понял правильно.
Она не любила использовать гипноз на людях без их согласия. И даже пять лет расследований аномальных явлений не поколебали ее принципов. Но эти пять лет заставили ее выработать и еще одно правило: там, где дело касается жизней людей, все остальные правила утрачивают силу.
– Пойдем, – согласился Войтех. – Иван, скрипку не трогай ни под каким предлогом.
– А так хотелось сыграть пятую симфонию Шостаковича, – вздохнул Ваня.
В коридоре было пусто. Только внизу, на первом этаже, слышались шаги, должно быть, полицейского. На ночь их осталось в пансионате около десятка, но основная часть дежурила в корпусе с детьми.
– Знаешь, что я думаю? – сказала Саша, когда они уже спускались по лестнице. – Стереть память всем ученикам и преподавателям мог не человек. На самом деле даже для хорошего гипнолога это очень сложная задача. Заставить забыть могла скрипка. Точнее, музыка. Это достаточно известный эффект в гипнозе. Все, кто ее слышал, могли подвергнуться воздействию.
Войтех взглянул на нее, но не остановился.
– А как же блок? – спросил он на ходу.
– Я не знакома с музыкальным гипнозом, потому могла принять его за блок. Перед тем, как мы услышали музыку, я как раз переписывалась с однокурсником, Сергеем Родионовым, ты должен его помнить. Он гипнотизировал нас с Ларой, когда мы расследовали гибель ребят из нашей группы.
Войтех кивнул.
– Он немного знаком с блоками и методами их снятия. Я описала ему сеанс гипноза с Мамонтовым, и он тоже пришел к выводу, что блок там либо очень сильный, либо очень необычный.
– Что ж, круг все сильнее замыкается на этой скрипке, – резюмировал Войтех.
Они уже почти спустились на нужный этаж, когда необычный шорох заставил их замереть. Ни Войтех, ни Саша не поняли, что это было, что в звуке особенного, но сердца у обоих ударили чуть сильнее. Исследователи медленно оглянулись, прислушиваясь. Шорох не повторялся, но оба знали, что позади них кто-то есть. И точно не полицейский.
Это был ворон. Огромный черный ворон с крепким, будто стальным, клювом и внимательными глазами сидел на перилах, зорко следя за путниками. Несколько секунд назад, когда они проходили там, не было никакого ворона, а теперь сидел, вцепившись острыми когтями в деревянные перила. Должно быть, шуршали его крылья, когда он садился.
– Откуда он? – шепотом спросила Саша.
– Может, влетел через открытое окно? – не слишком уверенно предположил Войтех, понимая всю глупость своего предположения: за окном февраль, все окна, по крайней мере, в общих коридорах, наглухо заперты, а большинство даже заклеено. – Ты же видела, во дворе их очень много. Возможно, залетают сюда за пропитанием. Идем. – Он дернул Сашу за руку и почти насильно потащил за собой. Саша все время оглядывалась, и Войтех понимал, что она тоже чувствует вороний взгляд: цепкий, как когти, острый, крепкий. Страшный.
Директор был уже в своей комнате. Очевидно, когда заиграла скрипка, он покинул кабинет и после не стал туда возвращаться. Однако на нем все еще были брюки и рубашка, он снял только пиджак, но домашнюю одежду или банный халат после душа не надел. Значит, спать еще не собирался.
– Вы? – спросил Троекуров, увидев на пороге незваных гостей. – Что вам нужно в такое время?
– Поговорить. – Войтех оттеснил его, не давая возможности закрыть дверь перед носом, пропустил внутрь Сашу, вошел следом.
Директору ничего не оставалось, кроме как закрыть за ними дверь. Троекуров занимал две комнаты, поэтому сразу они попали в нечто вроде гостиной. Здесь стоял большой диван, два мягких кресла, столик между ними, на котором сейчас сиротливо возвышался бокал на тонкой ножке, наполовину наполненный красным вином.
Войтех не стал садиться на диван, остановился неподалеку от двери, и директору пришлось пройти мимо него. Он опустился в кресло, вытянул ноги, взял бокал. И только тогда Войтех заметил, что бокал Троекуров взял в левую руку. А в отчете патологоанатома четко указано: убийца – левша. Почему он не заметил этого раньше? Впрочем, даже если бы заметил, ничего не изменилось бы, ведь директора они начали подозревать совсем недавно, да и не доказательство это. Саша, к примеру, тоже левша.
Саша предпочла бы тоже встать у окна, ей было некомфортно рядом с Троекуровым, но села на диван напротив него, чтобы быть ближе, проще установить контакт глаза в глаза, необходимый для внушения. В глубине души теплилась надежда, что он все расскажет сам, припертый к стенке, но Саша понимала, что этого не будет. Нет у них настоящих доказательств, а потому он выкрутится.
Войтех тоже подошел ближе, положил на стол перед директором старый фотоснимок.
– Скажите, пожалуйста, как так получилось, что вы запечатлены на снимке шестидесятилетней давности?
Директор удивленно вздернул брови, поставил бокал на стол и взял фотографию.
– Где? – недоуменно спросил он, якобы не узнав себя, но Саша видела, что глазами по снимку он не бегал. Не искал похожего человека, и так знал, кого они имеют в виду.
– Вот, – Войтех терпеливо указал на нужного человека.
Директор взял фотографию, поднес к глазам и рассмеялся.
– Мы, конечно, похожи, все-таки родственники, но разве моего деда можно принять за меня? Да, каюсь, – он сокрушенно покачал головой, будто собирался признаться в некоем грехе, который его самого попросту забавлял, – я пришел работать в этот пансионат не просто так. У меня здесь работал дед, и, когда в моей жизни наступила черная полоса – не буду углубляться в эту тему, – я вспомнил его рассказы о том, как здесь уединенно, и решил, что это неплохое место, чтоб провести несколько лет. А потом задержался. Только и всего. – Он посмотрел сначала на Войтеха, затем на Сашу: – А вы, оказывается, не только за привидениями гоняетесь, но еще и верите в то, что люди могут не стареть десятилетиями?