Сокол Спарты - читать онлайн книгу. Автор: Конн Иггульден cтр.№ 89

– Река непреодолима и по глубине своей, и по ширине. А персидская конница наверняка посечет нас при переправе. Поэтому я все же считаю, что надо будет пойти на север – это самый быстрый способ покинуть пределы Персии.

Он оглядел лица эллинов, и какая-то часть в нем возрадовалась. При всех своих бородах и мускулистости, при превосходстве некоторых в возрасте, они были не просто невольными попутчиками, но братьями и сестрами, сыновьями его и дочерьми.

– Говорят, персы боятся этих кардухов. А потому есть все шансы, что они не осмелятся гнаться за нами по пятам через перевал. И мы наконец-то сможем оставить их позади.

Ксенофонт сделал паузу, понимая, что враг, нагоняющий страх на персов, вряд ли может оказаться слаще и для них самих.

– Если у кого-то есть соображения достойней, высказывайте их сейчас. Иначе я прикажу идти на север по равнине и далее через вершины гор. Соберите все одеяла и плащи, какие только можете найти. Они нам весьма понадобятся.

Все то время, что эллины обсуждали его слова, он сидел молча, зная, что выводы они сделают те же, что и он. Ксенофонт не упомянул им рассказанной стариком истории о персидском войске, что прошло через эти места восемь лет назад. По его словам, оно насчитывало сто двадцать тысяч воинов, а направлялось в горы брать твердыни кардухов. И ни один из того войска не вернулся. Оставалось надеяться, что этот древний, поросший словно болотным мхом старик просто выдумывал байки на страх всем чужеземным захватчикам.

Один глаз на его лице, похожем на скорлупу грецкого ореха, таращился и глядел недвижно, потому что был с бельмом, а в беззубом рту проглядывал всего один бурый клык. Если в рассказе старосты присутствовала хоть толика правды, то вполне вероятно, что Ксенофонт совершал главную ошибку в своей жизни – но и она не влияла на сделанный им единственный выбор.

За деревенской площадью построились остальные греки. Сборище из двадцати тысяч мужчин, женщин и детей казалось довольно внушительным, но в сопоставлении с расстояниями, которые им предстояло одолеть, оно ужималось несказанно. С трех сторон Ксенофонт выставил колонны шириной по сорок человек, с восемью сотнями спартанцев впереди. Почти столько же народа находилось внутри строя, хотя они больше походили на оборванных паломников, пришедших к какому-нибудь оракулу или в святилище за исцелением.

По крайней мере, сносное питание в течение этих двух дней улучшило их настрой и состояние. За обиранием селений Хрисоф следил с тщанием и приказ выполнял неукоснительно. Тем, кто оставался, зимой неминуемо грозил голод, но эта проблема была теперь скорее для Тиссаферна, чем для Ксенофонта. Если бы его людям после Кунаксы дали уйти с миром, то и к встречным селениям они были бы не так суровы. Он мысленно приостановился, осознав, что представил эти двадцать тысяч своим народом. Эти люди уповали, что он сбережет их жизни, и в этот миг он понял, что охотно умрет, пытаясь это сделать. В Афинах он, помнится, все искал цель, да так ее и не нашел. Сейчас Ксенофонт со смешком встряхнул головой, задаваясь вопросом, будет ли у него когда-нибудь шанс описать это свое откровение Сократу.

К тому времени как командиры закончили обсуждать предстоящую дорогу, солнце уже приблизилось к полудню, а собранные на площади подавали признаки нетерпения. С трубным зовом рогов все привычно нашли свои места, ориентируясь по лицам тех, кто их окружает. Самые сильные несли на плечах завернутое в тряпье мясо, связки кур и бурдюки. Еще многие тащили связки зимних плащей и одеял из шерсти – все, чем сумели обзавестись. Мальчишки гнали стадо коз, цокая языками и подхлестывая их с боков длинными прутьями.

Ксенофонт выехал вперед, как только Геспий с разведчиками умчались галопом вперед. Сразу после этого, словно масло из треснутого горшка, из лощин и проходов начало изливаться персидское войско, зловеще наблюдая, но не делая никаких попыток напасть. Греки были в относительной безопасности, пока продвигались между селениями. Постройки и улицы здесь лишали преследователей их преимущества. Хотя на равнине все наверняка начнет разворачиваться по-иному. Сельский староста сказал, что переход этот многодневный, сто парасангов или даже больше. Опять же оставалось уповать, что это все сказано для острастки, с целью подточить моральный дух обидчиков.

– Мы идем на север! – крикнул Ксенофонт тем, кто шел за ним, чувствуя, как сердце переполняется гордостью. Это его народ. Его семья.

Едва селения остались за спиной, как персидские полки пошли на сближение, но правда состояла в том, что с каждым дневным переходом весь греческий квадрат, и внутри и снаружи, становился все тверже и прочней. Кожа и мышцы закалялись своей натруженностью, а те, кто в центре, постепенно обретали волчий вид тех, кто напористо шагал вокруг них. Конечно же, в эллинах не оставалось мягкости. Она выгорела, пока они шли через пустыню.

Тиссаферн слал небольшие группы, которые бежали поодаль, постепенно сближая дистанцию и посылая в глубь идущих колючие стрелы. Но стоило им приблизиться для прицельного удара, как им в свою очередь начинали грозить пращники, заметно поднаторевшие в пускании камней.

Персидские всадники представляли угрозу куда бо́льшую. Подлетая плотными группами, они метали копья или дротики, в то время как замыкающие, подняв щиты, как могли под ударами, продолжали движение. В тот первый день эллинам поодиночке, парами и тройками был нанесен изрядный урон. Вечером в лагере они недосчитались шестидесяти воинов.

Несложно было представить, что такое же медленное истекание кровью ждет их на всем пути в горы, пока их не станет так мало, что уже сложно будет защищаться, и тогда их окончательно перебьют. Настроение во время стоянки было мрачным; люди тяжело переводили дух, перемогая боль.

Солнце коснулось горизонта, когда персы повернули коней назад, к своим полкам. По-прежнему вызывал удивление тот страх ночной атаки, из-за которого они отодвигались от лагеря греков на большое расстояние. По словам Геспия, пешком отследившего место их становища, они отошли на полсотни стадиев, и только там рискнули стреножить своих лошадей.

Ксенофонт видел, как Тиссаферн перед тем, как развернуть лошадь, поднимает руку чуть ли не в приветствии. Свет постепенно угасал. Вельможа благодарил богов за удачу, ниспосланную ему нынче в виде урона врагу. Более решительный полководец мог бы давить с удвоенной силой и не смягчаться, а уж тем более не отступать, пока неприятель не окажется окончательно повержен.

При мысли о шестидесяти воинах, бессмысленно потерянных за этот день, Ксенофонт оскалил зубы во внезапной ярости. Это слишком, непозволительно много. Он знал: многие солдаты были за то, чтобы остановиться и завязать бой. Гордыня заставила бы Тиссаферна принять этот вызов, и тогда эллины, возможно, перебили бы половину его войска, прежде чем остальное бы рассеялось. Мысль заманчивая, но только на первый поверхностный взгляд. Если лишиться хотя бы четверти гоплитов, то оставшихся может не хватить для защиты остальных. А это чревато полным поражением. Он поспорил об этом со своими лохагами, и те неохотно с ним согласились. Он был стратегом, которого они сами поставили командовать собой. И пока он справляется, его приказы – это кремень.