Последовавшее молчание было удручающим.
– Я не держу сомнения, что вы оба можете вернуть своих людей в колонну, – строго вмешался Кир. – Тем не менее, если вам дать сейчас отправиться к своим для разъяснений, это увидят другие, и они вас наверняка убьют. Даже если вы правы, то получится, что в строй ваши люди вернутся не по своей воле. А у меня нет места вольнонаемным, которые чувствуют себя рабами!
Голос Кира крепчал, и оба военачальника задействовали его искру гнева для своей безмолвной борьбы.
Клеарх, глубоко посмотрев на царевича, опустился на одно колено (жест, при котором Менон страдальчески завел глаза), что не укрылось от остальных.
– Великий, мне уже случалось иметь дело с подобным. Позволь мне вначале поговорить со всеми ними. Если у меня не получится, то Менон может попробовать отозвать хотя бы своих. Может, ему это удастся, или они заспорят, и может вспыхнуть новое насилие. Но как бы там ни было, дай сначала поговорить мне с ними наедине.
– Перед спартанцами у них благоговение, – отметил Кир. – Все мои люди тебя знают, и все народы Эллады смотрят на тебя. Что это, всего лишь миф? Или есть в этом нечто большее, чем дисциплина и опытность во владении мечом?
Клеарх напряженно рассмеялся.
– В Спарте мы не ставим памятников и не ваяем статуй. У нас даже нет городских стен. Стены – это мы, великий. И мы же памятники. Я спартанец, и все спартанцы знают меня, потому что я из их числа.
Он пожал плечами, видя вокруг себя пустые непонимающие взгляды.
– Кто-то рожден, чтобы вести за собой. Кто-то просто рожден. В Лакедемоне мы закаляем не только тело, но и ум. – Он улыбнулся чуть задумчиво, словно что-то припоминая. – Надо сказать, что ум важен ничуть не менее. Поэтому позволь мне попробовать первому. Дай мне обсудить дилемму. Прежде чем кого-то отзывать, сечь или кастрировать. Прошу тебя. Ты же отправляйся со своими персами, обозом и всеми, кто примкнул, туда, где вы должны были остановиться в этот вечер. Я к вам туда приду. Даю тебе мое слово и призываю в свидетели Ариея. Если я не буду убит, то приду.
– Хорошо. Будь по-твоему, – ответствовал Кир.
Самой большой честью для спартанца было бы, если б царевич сейчас тронул коня и ускакал с таким видом, будто вопрос исчерпан.
Тем временем, пока шел разговор, колонну нагнали тысячи иждивенцев при лагере, и в растерянном удивлении оглядывали ряды сидящих воинов, которые о чем-то уже спорили и жестикулировали. Некоторые из женщин, проходя, окликали знакомых им мужчин, но те их или игнорировали, или досадливо отмахивались.
Взгляд Кира упал на табун из нескольких десятков лошадей. В едущих по бокам верховых он признал того молодого афинянина Ксенофонта и его напарника Геспия. Было видно, что лошади, а также стайка оборвышей-пастухов смотрятся вполне неплохо и по ходу обмениваются с сидящими греками новостями. Сцена, такая мирная и будничная, вдруг показалась вопиющей в своей ужасности. У Кира под плащом словно открылось прободение, из которого тошнотно улетучивались все силы. Он встряхнул головой, наддал коню пятками по бокам и тронул его вперед.
– Жду на закате, архонт, – сказал он через плечо. – Вино с меня.
Клеарх оглядел военачальников, что собрались здесь.
– Слышали царевича, друзья? – кивнул он вслед отъехавшему полководцу. – Идемте.
Менон хотел что-то сказать, но его, проходя, двинул плечом Проксен, и момент был утерян. В разных настроениях, от гнева до мрачного смирения, они разошлись, оставляя спартанского тирана наедине разговаривать с греками.
* * *
Клеарх стоял один перед полчищем. Поначалу в него, чтобы отогнать, изредка кидали камни, но затем его соплеменники спартанцы положили этому конец жесткими окриками и жестами. Именно Клеарх вмешался, чтобы в этих жгучих песках между ними не развязалась драка. Под свирепым зноем солнца люди, уже вконец иссушенные, тяжело, по-собачьи, дышали.
– Воины, – успокаивая, обратился он, – соберитесь рядом, ближе, и послушайте меня. Но только не проливайте кровь в этом и без того гиблом месте. Здесь нет ничего, кроме иссохших костей. Хотели бы вы остаться здесь на веки вечные? Думаю, что нет. Так отчего же вы кричите и грозитесь людям, которые еще вчера были вам как братья?
В ответ всколыхнулся разрозненный гул голосов, но Клеарх отрадно заметил, что люд начинает придвигаться ближе. Голос у него был зычный, сильный, которого, он знал, хватит и на тысячи, но только если они соберутся вокруг, как на театральное действо. Он ждал, пока воины соберутся ближе, подзывая их жестами обеих рук, а сам при этом думал. Царевича видно не было, не было и Оронта с Ариеем. Ушли и прочие военачальники, оставив спартанца увещевать воинство, чувствующее, что его предали. Оставалось лишь соображать, как это сделать.
Поначалу рокот, выкрики и шевеление в людской массе преобладали. Кто-то уже сокрушался в содеянном, другие, наоборот, окрепли в своей решимости, продиктованной во многом страхом. Эти спорили на крике, божились и грозили друг другу, но постепенно вокруг Клеарха образовывалась сфера молчания, которая начинала разрастаться, пока не охватила всех. Спартанец стоял перед людьми, а по его лицу стекали слезы. Когда воцарилась тишина, он резким движением, чуть ли не с гневом, вытер их.
– Ну что? Думали, спартанец не умеет плакать? Сейчас мне самое время это делать. Царевич Кир стал моим другом, когда я маялся в изгнании, отвергнутый собственной страной как изгой. Ну а что же теперь? Поскольку вы не желаете идти с ним, я вынужден делать выбор. Вам я командир; ему я друг. Я должен либо порвать нашу дружбу и отправиться с вами, или иже нарушить свою верность по отношению к вам и пойти с ним. Вы поставили меня в немыслимое положение.
Люди подавались вперед, напирая друг на друга; кто-то горячо спорил приглушенными голосами.
– Я знаю, что должен выбрать вас, – поведал он. – Да! Как я буду находить в себе силы рассказывать кому-нибудь, что завел эллинов в пустыню и бросил их перед войском из местных солдат? На это я пойти не могу. Ну а поскольку вы мне больше не подчиняетесь, я буду просто идти рядом. Сносить и терпеть все, что будет выпадать на вашу долю, находясь подле вас. Меньшего я сделать не могу. Я привел вас в это место. Я вас обучал и бегал с вами. Вы мой народ, мои друзья и союзники. И я вас никогда не брошу. Особенно теперь.
Кто-то его подбадривал, другие своим видом выражали обеспокоенность. Клеарх не удивился, когда с полдесятка человек встали, желая ему ответить, как будто они находились на агоре в Афинах. Афиняне не могли даже слышать, что небо синее, без диспута на эту тему с соответствующими выводами. За это он их и любил, хотя порой от этого веяло неким безумием.
Вокруг него столпились фессалийцы. Самые сердитые были из числа тех, что пришли с Меноном – то ли из-за его неважнецких качеств вожака, то ли из-за наличия среди них подстрекателей. Они, безусловно, не ждали, что спартанец окажется на их стороне, и теперь лучились улыбками и предложили ему несколько глотков теплой воды. Клеарх терпеливо выслушал троих ораторов из греческих полков, хотя они просто пересказывали свое ощущение обманутости. Один молодой человек завел всю песню с самого начала и повторил, что царевич просил их драться с горными племенами, а не с персидским царем. Клеарх кивал на все его сентенции, хотя в душе понимал, что этот парень недалек умом.