Солнце было уже высоко, когда Рамирес и его «гостья» достигли главного селения кети, где находилась резиденция их белого вождя.
Сам Рамирес поспешил вперед, чтобы встретить гостью на пороге своего жилища. Когда носилки приблизились, он снял шляпу и вежливо предложил руку, чтобы помочь сеньорите сойти с носилок. Но она не приняла его руки и, выпрыгнув с легкостью серны из носилок, презрительно проговорила:
— Благодарю! Я не привыкла пользоваться услугами таких людей, как вы.
Проглотив с внутренней досадой и эту обиду, Рамирес отступил немного назад и сказал, указывая на хижину:
— Вот и мое скромное жилище, сеньорита. Повторяю, очень сожалею, что пока не могу предложить вам лучшего, но со временем надеюсь»
— Мне вовсе не интересно знать о ваших надеждах, сеньор Рамирес! — прервала его девушка, смело входя в хижину.
— Гм… увидим! — пробормотал авантюрист, следуя за своей гостьей.
Посредине довольно обширного помещения стоял большой, грубо сколоченный стол, покрытый тонкой мягкой циновкой и уставленный множеством фаянсовых блюд и ваз, очевидно не здешнего изготовления, наполненных всевозможными кушаньями и отборными фруктами. Было даже нечто вроде торта, сделанного из теста кокосовых орехов, бананов и сиропа сахарного тростника. Не забыты были, разумеется, и бутылки с разными водками и даже дорогими испанскими винами.
— Не обессудьте, сеньорита. Чем богат, тем и рад, — любезно проговорил Рамирес, указывая гостье на стол.
Удалив движением руки темнокожих прислужниц, он усадил девушку в кресло, сплетенное из гибких ивовых прутьев, потом занял скамью напротив и поспешил откупорить бутылку водки для себя и вина для гостьи.
— Прошу покорно приступить, сеньорита, — угощал он, наполняя стаканы. — Вероятно, и вы проголодались не меньше меня.
— Скажите же мне, наконец, сеньор Рамирес, какова цель вашего приглашения меня сюда? — спросила девушка, ни до чего не дотрагиваясь.
— Об этом потом, сеньорита, а пока позвольте выпить за ваше здоровье, — ответил авантюрист и, одним махом осушив большой стакан крепкой водки, с аппетитом принялся за жареного поросенка. — Преинтересная история произошла тут на днях во время моего отсутствия, — продолжал он, пережевывая огромный кусок жаркого. — Третьего дня мои черномазые подданные задумали праздновать свой дурацкий пилу-пилу. И рассчитывали после празднества полакомиться боцманом блаженной памяти «Андалузии». Но в самый, как говорится, интересный момент вдруг явились ваш брат и капитан этого славного корабля, мой уважаемый собрат, дон Хосе Ульоа, и не только отняли у моих дураков старика, но даже отправили на тот свет их жреца… Впрочем, по-моему, и то и другое не должно особенно огорчать их. Жрец был старый фокусник, который всячески обманывал этих идиотов, а старикашка боцман, несмотря на усиленное его откармливание, остался кощей кощеем, так что они не много потеряли.
— Так Ретон жив?! — вскричала девушка таким обрадованным тоном, точно ничего не знала об освобождении боцмана. — Слава Богу!
— Как видите, уцелел… Но почему вы так обрадовались, что дикарям не удалось полакомиться им?
— Потому что он очень хороший, честный и преданный человек.
— Разве? Впрочем, очень может быть. Он и мне понравился.
— Так почему же вы не освободили его из рук дикарей?
— А потому, что он не соглашался на… Одним словом, потому, что я не хотел ссориться со своими подданными: это могло бы повредить моим интересам, — откровенно сознался авантюрист.
— Настоящий рыцарь не будет смотреть на свои интересы, когда дело идет о жизни его ближнего, — возразила девушка.
— Ну, в этих диких странах иначе смотрят на рыцарские чувства, — с улыбкой произнес Рамирес. — Однако вы ничего не отведали, сеньорита! Не стесняйтесь, пожалуйста, ешьте, что вам по вкусу, и выпейте вина. Это придаст вам бодрости и прояснит ваш ум. Потом мы поговорим о предметах более интересных, чем этот старик, одной ногой уже стоящий в могиле.
Девушка бросила на своего собеседника взгляд, полный негодования и ненависти. Рамирес сделал вид, что не заметил этого взгляда, и старался заглушить кипевшую в нем ярость водкой и едой. Ел и пил он с жадностью проголодавшегося животного.
Мина, тоже чувствуя аппетит, взяла кусок торта и с удовольствием съела его. Подобного рода печенья, приготовляемые туземцами Новой Каледонии, по свидетельству всех путешественников, очень вкусны. Вообще дикари меланезийской расы довольно сведущи в кулинарном искусстве. Самые избалованные белокожие не брезгают их столом.
Гостья ограничилась куском торта и несколькими фруктами. Зато хозяин, не стесняясь, ел за четверых и пил за десятерых. Долгое время он и его гостья молчали. Девушка была поглощена своими чувствами, а Рамирес, помимо своих чувств, был занят желудком.
Наконец, бросив вилку и нож, он вздохнул от переполнения желудка и тоном сожаления произнес:
— Неважен у вас аппетит, сеньорита. Вы не в меня. Я — настоящий моряк не только по делам, но и по пристрастию к еде… Впрочем, — продолжал он, закуривая огромную сигару, — может быть, для вас еще рано завтракать?» Ну, тогда, надеюсь, вы окажете больше чести обеду…
— Обеду?! — вскричала Мина, вскакивая с места. — Вы воображаете, что я целый день буду сидеть у вас? Или, быть может, я ваша пленница?
— Это будет зависеть от вас, сеньорита, — спокойно проговорил Рамирес, окутывая себя густым облаком табачного дыма.
— Потрудитесь высказаться яснее, сеньор.
— Конечно, сеньорита. Я этого именно и желаю… Но потрудитесь снова присесть, чтобы избавить меня от необходимости тоже стоять, к чему после порядочной закуски я не чувствую никакой охоты.
— Хорошо. Сажусь и слушаю.
— Вот и отлично. Прежде всего позвольте спросить: вы слыхали, кто был мой отец?
Девушка отрицательно покачала головой.
— Один из великих вождей индейцев.
— Этому можно поверить, судя по вашей наружности.
— Зато моя мать была испанская маркиза очень древнего рода»
— И она решилась выйти замуж за дикаря?
— Да, в силу необходимости. Ей был предложен выбор: или согласиться на это замужество, или сделаться простой невольницей.
— Следовательно, ваш отец похитил ее?
— Вы угадали, точь-в-точь, как похитил вас я. Мать отчаянно сопротивлялась, но он сумел сломить ее упорство. Какими средствами — не знаю, да и не хочу знать, потому что я человек уже цивилизованный и мне чужды приемы диких людей.
Девушка молчала и широко открытыми глазами смотрела на этого страшного человека. Его предисловие заставляло ее уже догадываться, к чему он клонит.
— Я вижу, у вас как бы присох язычок, сеньорита? — продолжал с ядовитой улыбкой Рамирес. — Позвольте предложить вам стакан хорошего вина промочить горлышко. Могу вас уверить, что это настоящее испанское и оно живо развяжет вам язычок. Не желаете? Ну, как угодно. Значит, выпью за ваше здоровье я. Лишняя порция этой живительной влаги только прибавит мне красноречия, так необходимого в наступающий момент, — грубо острил он, с нарочитой медлительностью выпивая небольшими глотками душистое вино, чтобы предоставить своей собеседнице возможность вдуматься в смысл его речи и свыкнуться с предстоящей ей участью. — Вы, быть может, еще не знаете, что ваш брат вместе с бескорабельным капитаном и этим старым кощеем боцманом находятся в моей власти? — спросил он после довольно продолжительной паузы.