Самая страшная книга 2021 - читать онлайн книгу. Автор: Майк Гелприн, Александр Подольский, Оксана Ветловская, и др. cтр.№ 77

Судьбоносной для Саши стала смена учителя на последнем году обучения, в выпускном классе, который именовался первым (а младший был шестым).

В тот год пришла на должность новая начальница, которая затеяла в сонном болоте училища некоторые преобразования. Выгнала пьяницу Дмитриева и еще нескольких совсем ни на что не годных и ленивых преподавателей, набрала других. Ввела новые предметы. Так, рисование теперь дополнилось историей искусств.

– У нас новый учитель, – выдохнула рядом Маруся Дублянская, когда после утренней молитвы воспитанниц построили попарно и повели в столовую пить чай. – Говорят, молодо-о-ой! – Маруся мечтательно закатила глаза. К последнему году обучения монастырские порядки училища ей опостылели нестерпимо; грубое камлотовое форменное платье жало в груди, на подбородке цвели прыщи; сама не понимая, что с ней происходит, она заглядывалась даже на низенького горбатого истопника. – Слышала, Шило сегодня в коридоре кому-то говорила, что такому, как он, даже дышать нельзя возле нас. Какова, а? – фыркнула Маруся. – Дышать нельзя!

– Ей бы волю – она б и нам дышать запретила, – усмехнулась Саша.

Шилом, разумеется, воспитанницы звали классную даму Шилову. У нее, помимо скверного характера, имелась еще одна примечательная особенность, происходившая, видимо, от ее застарелого девичества: она стремилась отовсюду изжить мужчин и особенно изводила придирками тех воспитанниц, к кому в приемные дни приходили нестарые родственники мужского полу: отцы, братья, кузены и дядья. Аделю, с ее женихом, она вовсе на дух не переносила, но не слишком донимала, поскольку Аделя придумала откупаться от нее: просила родителей прислать ей денег посреди недели, а деньги, согласно порядкам, передавались классной даме – и исчезали у Шиловой. Саша откупиться не могла, но Шилова во время редких встреч Саши с родней посматривала на ее тяжело кашляющего отца и равнодушно-любопытствующего старика Абашева и, видимо, понимала что-то. Саше тогда казалось, что Шилова косится на нее со злорадством.

И вот классная комната, где за пять с лишним лет изучена каждая трещина в грязно-желтой штукатурке, каждый мушиный след на выцветших ландкартах, каждая царапина на двух черных досках. Воспитанницы расселись по скамейкам перед столиками-пюпитрами, Шилова, мрачная, села за свой столик в простенке, где сиживала все уроки, бдительная и придирчивая, в своей бело-сиреневой шали похожая на гриб-поганку. Вошел новый учитель. Он и впрямь был молод. Невысокий, с острым лицом и бесцветными волосами, он вовсе не был хорош собой, к тому же один глаз у него закрывала повязка, а на левой руке не хватало трех пальцев. Рядом разочарованно вздохнула Маруся. Саша перевела взгляд на клочок бумаги, где украдкой рисовала очередного «ангела». Тут учитель заговорил, и Саша мигом забыла о рисунке.

Учителя звали Эрнест Теодорович Бергер, и оказался он настоящим художником. Судя по его речи, образование у него было наверняка академическое: говорил он о древних церквях и фресках в них, о раскопках Помпеев, о строительстве храма Василия Блаженного. Ученицы слушали его, завороженные: после духоты бесконечной «зубряшки» его рассказы были подобны освежающему живительному ветру.

На следующем уроке рисовали вазу с сухими ветками, стоящую на высокой тумбе, и Бергер, обходя учениц, задержался возле Саши.

– У вас большой талант, сударыня, – сказал он тихо. – Если бы вы были юношей, я бы настоятельно посоветовал вам пойти учиться живописи.

– Я не юноша, – так же тихо ответила Саша, вскинув на него глаза. – И что мне делать?

– Полагаю, забыть мои слова и постараться стать счастливой, – еще тише ответил Бергер. Еще мгновение они смотрели друг на друга, и Саша заметила, что возле черной повязки, закрывавшей левый глаз учителя, много тонких шрамов и такие же шрамы сплошь покрывают его руки, особенно беспалую левую. Тут Шилова скрипнула стулом из своего угла, и преподаватель двинулся дальше.

Однако, несмотря на бдительность классной дамы, даже после столь короткого диалога Сашу и нового учителя будто связала невидимая нить. Он явно выделял ее среди прочих; однажды, объясняя что-то, показал свои рисунки в тетради, воздушные, отточенные, великолепные. Вообще, он всегда носил с собой две большие тетради: одну для набросков и записей, а другую, очень истрепанного вида, обгорелую по краю, словно в последний миг спасенную из пожара, он не открывал никогда. Саше было очень интересно, что же в той, другой тетради.

Однажды они с Бергером попались друг другу навстречу в коридоре, будто случайно, но судя по тому, как поспешно преподаватель протянул ей какую-то книгу, он Сашу искал.

– Возьмите, вам пригодится. Только берегите от ваших классных дам.

Книга называлась «Курс рисования, составленный А. Сапожниковым». Саша в замешательстве уставилась на Бергера. К этому дню она уже вполне постигла всю глубину еще недавно непонятного и смешного для нее «обожания». Вежливость учителя, его рисунки и увлекательные рассказы сделали свое дело, а его молодость и, по-видимому, трагическая судьба, наградившая этого одаренного человека странными увечьями и забросившая его преподавать в небогатое училище для девиц, еще и вдесятеро усилили впечатление. Вот теперь-то Саша, будь она особой более экзальтированной, готова была бы и соль жевать, и уксус пить, заедая беленой, и руки себе резать. В полнейшем смятении она произнесла:

– Помилуйте, Эрнест Теодорович, это же царский подарок.

– Да полно вам. К тому же это не подарок, к концу учебного года вернете.

Должно быть, он яснее нее понимал, насколько бессмысленно любое подобное обучение для девицы, не предназначенной ни для чего иного, кроме как выйти замуж да воспитывать детей. И тем не менее незримая нить становилась день ото дня все прочнее. Несмотря на неустанный надзор классных дам, они умудрялись в продолжение целых двух месяцев вроде бы случайно встречаться в коридорах и в рекреации и, пока никто не видел, Бергер ухитрялся передавать ей кое-какие книги и смотрел ее рисунки. Впервые за все пять с лишком лет, проведенных в училище – да что там, впервые, пожалуй, за всю жизнь, – Саша чувствовала что-то светлое, теплое, похожее на счастье. Она по воспоминанию нарисовала пейзаж, что открывался с берега реки, где стояла давно проданная бабушкина усадьба – церковь, крыши деревеньки, – и стесняясь подписала: «Саша Руднева, 1858 год».

– Это вам на добрую память обо мне, – сказала она, протягивая рисунок Бергеру, потупившись. – Так жаль, что я не юноша. Я пошла бы к вам в ученики.

– Напротив, прекрасно, что вы не юноша, – с непонятной полуулыбкой ответил Бергер.

В тот день Шилова с утра почувствовала себя плохо и отправилась в лазарет, замены ей не нашлось, так что уроки проходили без надзора дежурной классной дамы. После урока рисования девицы выпорхнули в коридор – близился обед, – Саша же осталась, чтобы передать свой скромный дар. Бергер принес ей книгу на немецком языке, полную прекрасных литографий, и покуда Саша листала ее, то обратила внимание: учитель открыл загадочную обгорелую тетрадь и принялся увлеченно что-то там рисовать. Иногда поглядывал на Сашу. «Портрет», – с замиранием сердца подумала она. Так хотелось поглядеть! Никаких сил не было терпеть любопытство. «Пусть даже заругает», – сказала себе Саша и, улучив момент, когда Бергер увлекся своей работой, вскочила со скамьи и мигом оказалась за спиной учителя. В тетради с обугленными краями и впрямь был ее портрет, да какой – Саша с малых лет привыкла слышать, что она «жабка» и «дурнышка», а тут некая тень взрослого понимания пробежала по ее неискушенному сознанию, пока она смотрела на этот большой, пухлый, будто воспаленный, приоткрытый рот, на сумрачные глаза и детские веснушки. Вот что видел генерал Аба-шев… и Бергер? Тот судорожно захлопнул тетрадь и отложил на край стола. Внизу портрета было что-то написано, Саша не успела прочесть, что именно.