Ярик сочувственно оглянулся на меня и пожал плечами.
— Понятно, — я устал от отрицательных эмоций и совершенно не знал, что на это отвечать.
Неожиданно Юрий Романович остановил машину, повернулся ко мне и выжидающе, не моргая посмотрел. Лицо у него было хорошее, открытое, и какой-либо неприязни по отношению к себе я не увидел.
— А пойдем-ка к нам? Как раз к ужину. Жена обзвонилась.
— Да нет, спасибо, — попытался отказаться я.
— Давай, давай, — закивал Ярик.
И я, снова поймав твёрдый пристальный взгляд Юрия Романовича, согласно кивнул.
Яров отвел меня в свою комнату и велел положить промокшие носки на батарею, затем принес полотенце и тёплые мягкие тапки.
— Ты на отца не обижайся, — сказал он, немного извиняющимся тоном, пока я возился с носками. — Армейские замашки. Вечно всех поучает.
— Нет, что ты. Какие обиды? Он у тебя военный?
— Полковник ФСБ. Мы с мамой регулярно перед ним маршируем.
Яров мне нравился. Как по мне, ему было, чем гордиться. И внешность, и мозг, и сила — всё при нем. Ну и конечно то, что он был хорошо обеспечен, хуже его делало, вероятно, только в глазах Тифона. Ведь хотя тот и был чертовски харизматичным персонажем, в умении произвести впечатление, определенно, уступал Ярову.
— А чего за напряги дома? — поинтересовался он.
Я небрежно махнул рукой.
— Очередной вынос мозга.
— О, да. "Вынос мозга" — ключевой прием в воспитательной работе после "волшебного пенделя". Вот поступлю в универ и больше вообще никого слушать не буду.
— Куда поступать собираешься?
— На юридический.
— Папа заставляет?
— Нет, я сам хочу. Отец-то как раз за армию и прочие свои штучки. Но это вообще не моё. Так что приготовься, он и тебя поучать будет. Очень любит на всех впечатление производить. У тебя в старой школе были друзья?
— Ну, так, — я вспомнил Боряна, Миху и Петухова. — Был один.
— Я так и подумал, что ты нормальный, — Яров кивнул. — Сразу, как только увидел. То-то этот придурок в тебя так вцепился.
Я догадался, что речь о Трифонове, и вдруг вспомнил, что тот сейчас, наверное, ждет меня.
— Слышал, у вас спор был.
— Был, — признал Яров. — Я не собирался ни в чем таком участвовать, просто сказал, что готов спорить, что Трифонов одиннадцать классов не в состоянии закончить. Ну и кто-то про это в Подслушке написал. Его так цепануло, что он прилюдно вызов мне устроил. Если не влом, можешь на стене там поискать. "Яров конченый мажор" называется или как-то так. А потом директору чуть ли не ноги целовал.
— Вы на деньги спорили?
— Не. Откуда у него деньги? Мы на "дерьмо" спорили. Старинная местная забава. Проигравший должен вымазать руки в собачьем дерьме и десять раз сказать "я — дерьмо".
— Серьёзно?
Было очень странно слышать, что весь напряг из-за такой детской ерунды.
— Ну, почти. В этом нашем уговоре мы расширили область нанесения дерьма до поверхности всего тела, кроме того, наказание должно быть снято и выложено проигравшим на всех своих сетевых страницах. Но, по правде сказать, это лишь формальность. Суть спора заключается в том, что Трифонов отчаянно пытается доказать мне, что он не быдлячее чмо, а я ему всё равно не верю.
Мобильник яростно завибрировал в кармане. Тифон будто почувствовал.
— Слышь, Никит, мне тут нужно на двадцать минут отойти, мать с работы встретить. Ты, если придешь, обожди на лестнице.
— Похоже, я сегодня уже не приду.
— Хорошо, но если надумаешь, заходи в любое время. Если вдруг переночевать нужно или ещё что.
Я поблагодарил и хотел добавить, что увидимся в школе, но под пристальным взглядом Ярова просто нажал на отбой.
— Мать он встречает, — Яров слышал каждое слово. — Придурок. Пасет её постоянно.
— И что, она его слушает?
— Мамаша-то? Сама виновата. Чего хотела, то и получила. Она ему знаешь, как мозги на тему морали делает? Мой отец отдыхает. Она у него училка. Такая — ретро вариант, порядочный человек то, порядочный это. Всем направо и налево втирает про "разумное, доброе, вечное". Лицемерка!
Договорить Ярослав не успел, потому что нас позвали ужинать, и мне оставалось только гадать, почему это мама Тифона лицемерка.
Стол был покрыт белой скатертью и сервирован, как в ресторане. Вилка с одной стороны, нож с другой, возле каждой тарелки бокал, салфетки свёрнуты треугольником. Уж очень всё торжественно и официально.
Юрий Романович откупорил бутылку вина и понемногу налил в каждый бокал, затем кивнул мне:
— Попробуй. Классная вещь. Потом скажешь, что почувствовал.
Я осторожно сделал маленький глоток. На языке остался терпкий привкус чернослива.
— Слива, — сказал я. — Кажется.
— Теперь ты, Ярослав.
Ярик сначала поднес бокал к носу, вдохнул, затем немного отпил:
— Лёгкое. С фруктовыми нотками. Но слива всё же доминантная.
Юрий Романович удовлетворенно кивнул и посмотрел на меня:
— Это просто, чтоб ты понимал, что вино не для пьянки пьют, а ради вкуса. Знаешь, что в Спарте элита вообще не пила вина? Зато они постоянно поили своих рабов. Именно поэтому любое восстание с лёгкостью подавлялось минимальным количеством солдат.
— Никита, а чем ты увлекаешься? Куда поступать будешь? — мама Ярослава была миловидная, кареглазая, с лёгким слоем бронзового загара и тонкими, красиво нарисованными бровями.
Изящные руки украшали многочисленные золотые кольца, а на шее висел большой кулон с тёмным камнем.
— Мама хочет меня на экономический.
Она одобрительно кивнула.
— Очень хороший выбор.
— Это мама хочет, — голос Юрия Романовича был громкий, а тон приказной. — А ты-то сам чего хочешь? И хочешь ли чего вообще?
Сам я действительно не знал, чего хотел, но понимал, что такой ответ ему не понравится, зато вспомнил, как Тифон рассказывал про пожарный колледж. Поэтому решил пойти по самому простому пути.
— Я хотел быть пожарником.
Просто так сказал, чтоб отстал, раз экономист ему не подошел.
— О! — Юрий Романович шлепнул ладонью по столу. — Отличное дело. Не то, что там экономика какая-то. Короче, иди в пожарники, только школу закончи. Я был бы счастлив, если бы Ярослав в пожарные пошел. Героическая профессия.
— Ты что? — мама Ярика сделала испуганные глаза. — Забыл, что ему на высоте нельзя?
— Слушать противно, — поморщился отец. — Мой сын, сын десантника, и высоты боится. Стыд и позор.