Любовь на коротком поводке - читать онлайн книгу. Автор: Ольга Горышина cтр.№ 60

— Под дождем.

А я и не заметила его мокрых волос — решила, что причесался с утра, ведь успел уже побриться. Точно побрился! Это я почувствовала, когда Олег, продавив коленкой матрас, наградил меня утренним поцелуем. Ведь точно наградил, потому что собака получила взашей и свалилась с кровати.

— Пошли, ленивая тварь! Нечего за бабской юбкой прятаться! Пошли, я тебе сказал…

— Там же дождь…

— И что? Жрать она тоже до засухи не будет?

— При чем тут жрать?

— При том, чтобы бока себе не отращивать. Тебя это тоже касается, так что пошли бегать… В джим.

Я села еще прямее, не заботясь об одеяле: лопатки сведены, груди разведены: я — королева.

— Даже не думай… — усмехнулся Олег, убирая с кровати ногу. — Меня на ваши бабские хитрости не возьмешь. Поднимайся и одевайся. Я тебя на велосипед посажу на самую легкую программу. А то эта тварь без тебя не идет больше ни в какую.

— Прекрати называть ее тварью! — не поменяла я позы, потому что видела, как Олег, позабыв образ стойкого оловянного солдатика, опускает глаза к обнаженной женской груди.

— Прекращу! — поднял он взгляд на уровень моих заспанных глаз. — Как только она начнет видеть во мне человека!

— Ты злишься на нее из-за меня? — приподняла я брови не в удивлении, а чтобы перевести вопрос в шутку.

— А ты предлагаешь злиться на тебя из-за нее?! — взмахнул он руками, прямо как маленький. — Такова ваша женская логика? Мила, — теперь Олег встал у кровати на колени и уперся в матрас локтями. — Думаешь, такую ночь я с тобой хотел?

— Извини, — сжала я губы.

— Ты извиняешься? — он смотрел на меня, не мигая. — Это я должен извиняться. Вел себя, как неумелый подросток: вставил, вынул и спать.

— Все было не так, — я сжимала руками одеяло, не решаясь приподнять края, чтобы прикрыться: в контексте нашего разговора это выглядело бы глупо.

— Все было именно так… И у меня внутри до сих пор все переворачивается. Не суметь прогнать собаку…

— Это больная собака, ее нельзя…

Я не успела договорить «прогонять»…

— Это мы тут с тобой больные или скоро ими станем, а она здорова! — взвился Олег. — Только избалованная! И невоспитанная.

— Она боится оставаться одна… — не сдавалась я в желании пробить броню неподвижной маски, заменившей Олегу лицо.

— Мы все боимся остаться одни. Это нормальный страх. И все собаки боятся незнакомых мест. В Штатах семнадцать миллионов собак из семидесяти восьми испытывают тревожность при разлуке с хозяевами. Вот ты мне ответь, все эти семнадцать миллионов пар сексом нормально не занимаются? Только втроем с собакой?

— Откуда подобные цифры? — задала я скорее риторический вопрос, в ответе на который точно не нуждалась: просто хотелось успокоить разбушевавшийся в глазах Олега океан. Не обсуждением посторонних пар хотелось заниматься в первое совместное утро, но господин Лефлер вернулся в спальню не для того, чтобы пожелать мне доброго утра, а чтобы это самое утро испортить. Окончательно!

— Пока эта тревожная тварь спала на моих ногах, я вместо того, чтобы спать у тебя на груди, читал умную книжку. Так вот: Агату надо оставлять одну хотя бы на пять минут — за пять минут она с ума не сойдет, зато научится ждать возвращения хозяина спокойно. Это так называемый индепенденс-тренинг, как у детей. Мы же все одинаковые, и страх — это нормальная реакция на что-то страшное. Во всех приматах природой заложен страх перед змеей или там пауком, и мы, не задумываясь, знаем, что наступать на них очень нежелательно. И есть другое. Так называемый «выученный страх».

 Олег тряс перед моим носом сведенными большим и указательным пальцами, а казалась — будто потрясает кулаком. Но он меня действительно потрясал… И словами, и своим видом. И вообще чтением с утра умных книжек.

— Это наша способность учиться на ошибках, — продолжал он незапланированную, хотя бы с моей стороны, лекцию. — Собака запоминает какой-то объект, человека или там ситуацию, которые ей неприятны. И это нормальное желание не желания их повторения: все мы стремимся избежать нового негатива. Вот ты… Ты, — теперь он тыкал в меня этим самым указательным пальцем, точно желал проткнуть насквозь. — Не подпускала меня к себе, потому что боялась, что я окажусь таким же козлом, как твой бывший. Может, я даже действовал как он или говорил что-то похожее, мы же все похожи… Но, черт возьми, с этим надо что-то делать!

Он вскочил на ноги и, набрав полную грудь воздуха, втянул живот: только ничего не сказал, так и стоял раздувшимся атлетом. А Агата уже вновь лежала рядом со мной, и я ее гладила — начала машинально, а теперь уже Олегу назло. Сорваться на собаке из-за… Секса! Вот ведь точно, как ребенок!

— Со мной надо что-то делать? — спросила я, чтобы он не лопнул, как перекаченный шарик. Пшик — и нет его. Хотя если бы его не было изначально, это было бы хорошо, но исчезни он сейчас, мне будет плохо, потому что ночью, что бы он там себе не думал, мне было хорошо: с чувством, с толком, с расстановкой: дольше, чем пять минут уж точно!

— И с тобой тоже… — сдулся Олег. — Читала у Киплинга про мангуста? Там была крыса по имени Чучундра. Вот это ты, точно…

— Ну… спасибо… — хотела только подумать я, но оно само вырвалось.

— А на что ты обиделась? — сказал так, будто действительно ничего не понимал. — Чучундра в итоге вышла на середину комнаты! Кстати, тревожность особенно развита у грызунов. Но им-то, понятное дело, надо чего-то постоянно бояться: особенно современного человека с его ядами. Кстати, словесными тоже…

Чего не подмигнул вместо знака восклицания — непонятно. Зато снова шагнул к кровати, плюхнулся на нее обеими коленками и обеими руками обнял нас обеих — Агата, правда, вывернулась. Я — нет, уткнулась еще, как дура, ему в грудь: она пахла чем-то, чем-то знакомым — чем-то ставшим знакомым за одну единственную, дурацкую и жутко короткую ночь.

 — Надо чтобы у моих обеих чучундр, эндорфины вырабатывались и выходили. Маленьких, особо буйных, детей пеленают, а остальных… взрослых детей — обнимают.

Олег еще сильнее стиснул мне плечи — до хруста: или это трещали под его натиском устои моего прежнего мира? Но ведь я еще не перешагнула невидимую границу между нашими мирами — если только ступила на качающийся, висящий над пропастью, мостик — и мне страшно занести ногу для следующего шага. Куда вообще ведёт эта дорога, по которой Олег меня тащит? В никуда?

— Знаешь, что такое тигмотактическое поведение?

Боже, он тащит меня в дебри какой-то психологии и доведет меня сейчас до панической атаки!

— Не знаю…

Он отстранился — совсем чуть-чуть и провел пальцем мне по щеке.

— Это реакция на прикосновение: она может быть как положительной, так и отрицательной. Вот Чучундра при соприкосновении с реальным миром прижималась к стене. Она искала в ней опору, а ведь опору можно найти даже в воздухе, если представить, что он тебя поддерживает… Не понимаешь?