– Уже и пошутить нельзя…
– Видишь, Хью не в настроении.
– Это ты верно сказал, Малыш. Мы все тут не в настроении…
Это Макс, старший из Сазерлендов. В руках у Макса – старая кавалерийская сабля. Он на ходу драит клинок потертой суконкой.
– Где ты откопал этот хлам?
– Здесь, Малыш! Когда мы промысел закладывали, много добра отрыли. Пуговицы от мундиров. Ремни, пряжки. Черепа. Кости. Наконечники от стрел. Парочка ржавых мушкетов. Монеты. Саблю я себе оставил. Хорошая штука! Сколько в земле пролежала, а не сгнила!
– А сколько пролежала?
Макс пожимает плечами:
– Лет тридцать или около того. Думаю, со времен Граттанова побоища. Может, самого Джона Граттана сабелька. И пожар пережила, красавица. Целехонька! Отчистим, заблестит…
Суконка возобновляет движение по клинку.
– Ты, Малыш, хороший парень. Я на тебя зуб не точу. А за лоботрясами своими приглядывай. Мои ребята нынче злые, ясно? Если что не так, могут и ребра кое-кому пересчитать.
– За твоими тоже глаз да глаз нужен. Мне мордобой ни к чему. Мы вас охранять приехали, а не драться. Ты своим за работу платишь, город моим – за охрану.
– Охра-а-ана, – издевательски тянет Макс. – Ну, все, теперь засну спокойно. За пригоршню долларов меня от самого дьявола защитят! Ура мистеру Киркпатрику!
Это да, отмечает Джош. Фредерик Киркпатрик – не тот человек, который станет бросать деньги на ветер! В открытое нападение индейцев Джош не верит. Верит ли в это Макс? Напомнить ему, что ли, как его братья дружно орали: «Это краснокожие! Точно, краснокожие! Пусть только сунутся!»?
Открыть рот Джош не успевает. Над котлованом разносится звонкий голос МакИнтайра-младшего:
– Сэр! Трое верховых, сэр!
4
Рут Шиммер по прозвищу Шеф
Он едет по Мэйн-стрит – бледный всадник на сивом коне.
Рут следит за ним с веранды Гранд-отеля. Перед ней с Пирсом только что поставили напитки: отчиму – пиво, Рут – кофе. С кухни несется одуряющий запах: там жарят рыбу. Рот полон слюны. Еду скоро подадут: свежую форель, сбрызнутую лимонным соком.
Заказ сделал Пирс. Рут не возражала.
Она удивлена своей покладистостью. Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его! Она даже не стала перечить отчиму, когда тот начал сыпать проклятиями. Молчала, смотрела поверх перил. Молчит и сейчас, вдыхает кофейный аромат. Глядит на всадника, который минутой раньше въехал в город. Что ей в этом всаднике? Сейчас он скроется за домами – или свернет на Ривер-роуд, и тогда Рут не потеряет его из виду.
Надо же чем-то занять себя? Пусть будет всадник. Все лучше, чем грызть ногти. Дурная привычка приводила маму в бешенство. Отец, напротив, относился к этому снисходительно. Дядя Том сам грыз, бывало.
Рут, милочка, о чем ты думаешь?!
Ночью ей снились китайцы. Расположившись внутри бумажного фонаря, сделанного в виде двухэтажной усадьбы, семейство Ли музицировало. Бакалейщик с женой играли на рояле Шопена в четыре руки. Рут точно знала, что это Шопен, хотя Шопен никогда не писал регтаймы. Горбатый тесть – Рут уже выяснила у доктора Беннинга, что старик является отцом миссис Ли – солировал на банджо. В обычной жизни занятия такого рода вряд ли были свойственны китайцам, но сон есть сон. Рут слушала, принимая все как должное. Четвертым в этом азиатском квартете был демон Мо-Гуй – слепец, похожий на тапера из «Белой лошади». Виртуоз, он водил смычком по струнам виолончели. Когда Рут поняла, что корпусом виолончели служит живая женщина без рук и ног, а струнами – набухшие от крови вены, Шопен превратился в какофонию.
Проснулась Рут с головной болью.
– Безответственность! Скажу больше, преступная халатность…
Отчим бушует. Судя по убитому виду Красавчика Дэйва – хрупкий слоняется по улице туда-сюда – Красавчику уже досталось на орехи. Похоже, Дэйв уволен, но еще не до конца поверил в это. Стрелок с такими рекомендациями, какие Пирс даст своей безответственной – преступно халатной! – охране, может забыть про выгодные контракты.
Зря я вообще согласилась, вздыхает Рут.
Ей-богу, зря.
– Миг промедления мог стоить мне жизни! Уверен, они собирались меня пытать! Краснокожие славятся своими ужасными пытками! Хорошо, родственные узы для тебя ничего не значат. Хорошо! Но обязанности, определенные договором с работодателем?!
Приносят рыбу. Рут отламывает плавничок, сует в рот. Родственные узы, думает она. Моя беда, мой крест. Не будь ты вторым мужем моей матери, ты бы просто разорвал контракт, и все. Мне бы не пришлось выслушивать твои бездарные монологи. А так я получу сполна: и монолог, и разорванный контракт. Надеюсь, второе утешит меня после первого?
Она чувствует себя виноватой. Иначе давно встала бы и ушла.
– Есть люди, для которых это – дело чести. К сожалению, ты не входишь в их число…
Всадник сворачивает на Ривер-роуд. Подъезжает к Гранд-Отелю, спешивается, захлестывает повод вокруг столба. Столб безуспешно притворяется колонной – у владельца гостиницы большие запросы и скверный вкус. Когда всадник делает шаг к перилам, за которыми расположились Пирс и Рут, становится ясно, что он действительно очень бледен. Это, должно быть, от природы. В остальном всадник напоминает ремень из дубленой кожи.
Очень длинный ремень. Футов шесть, если не больше.
– Прошу прощения, мэм. Прошу прощения, сэр. Вы позволите задать вам один вопрос?
Пирс привстает:
– Разумеется, ваше преподобие. Не хотите ли присесть?
– Спасибо, я постою.
Монологи отчима сыграли с Рут дурную шутку. Отрешившись от их назойливого жужжания, она не сразу замечает то, что первым бросилось Пирсу в глаза – черная рубашка и белый воротничок проповедника. В остальном всадник одет так же, как и сама Рут. Даже пыльник вышел из той же портняжной мастерской. Даже грязь и пятна на пыльнике.
Даже две кобуры с кольтами. Только висят иначе.
– Скажите, этот отель заслуживает похвалы?
– Да, ваше преподобие.
– Цены разумные?
– Не скажу, что здесь низкие цены. Но белье чистое и клопов нет.
Проповедник смотрит на Пирса и только на Пирса. Рут он игнорирует. Опасается женщин? Считает их сосудом греха? За спиной проповедника маячит Красавчик Дэйв. Подбирается, словно волк перед прыжком, кладет руку на револьвер. Какая опасность может грозить Пирсу в присутствии этого человека? Средь бела дня, в центре города? Но Красавчик из кожи вон лезет, стараясь продемонстрировать бывшему нанимателю свою бдительность и преданность.
Разорванный контракт может быть восстановлен, не так ли?
– Клопов, значит, нет?