Черный ход - читать онлайн книгу. Автор: Генри Лайон Олди cтр.№ 20

Красавчик Дэйв того же мнения.

Пирс берет флягу, делает глоток. Возвращает флягу на место. Веки отчима по-прежнему сомкнуты, словно он продолжает дремать. Прежде чем проглотить воду, он долго полощет рот. Кто другой после такого сплюнул бы на землю, но только не Пирс.

– Сворачивай, Дэйв, – говорит он. – Где тут этот промысел?

Мнение Рут об отчиме дает трещину. Последнее, в чем она бы заподозрила мистера Пирса, это желание помочь ближнему.

Сегодня и давно. – Лучший возраст для смерти. – Святой поселок. – Первая встреча. – Битва с огнем. – Кто поднял тревогу? – Бешеные братья Сазерленды.

Пылит ухабистая дорога. Рыжий шлейф тянется за отрядом на четверть мили, словно хвост гигантской лисицы. Джош натягивает на лицо шейный платок, желая защитить рот и нос. Остальные делают то же самое: ни дать ни взять, банда спешит на грабеж почтового дилижанса!

Глаза защитить нечем. Они отчаянно слезятся от ветра, бьющего в лицо, от ржавой осмакской пыли. Джош то и дело смаргивает, ругается сквозь зубы.

Кто-то догадывается свернуть с дороги в степь. Ухабов хватает и здесь, зато пыли куда меньше. Глохнет в траве перестук копыт. Ветер несет запахи вездесущей полыни и шалфея, аромат цветущих флоксов. Розовые и лиловые соцветья мелькают тут и там, придавая разнотравью праздничный вид.

Запряженная парой гнедых водовозка катит в полумиле позади. Солнце, выглянув из-за небокрая, превращает пыль, стелющуюся за телегой, в клубящееся пламя.

Впереди ждет пламя настоящее. Багрово-оранжевые сполохи подсвечивают лохматое облако дыма. Рвутся в небеса, прямиком в божий рай; не достигнув цели, опадают хлопьями жирной копоти. Ближе к земле пламя гудит так, что слышно даже с этого расстояния. Вокруг суетятся, хлопочут черные фигурки – точь-в-точь черти в аду!

Джош знает: ад и черти выглядят иначе. А может, все-таки есть другой ад? Тот, которым стращает прихожан преподобный Элайджа?!

Грязные с головы до ног люди пытаются совладать с огнем. Швыряют лопатами землю, поливают водой из жестяных и брезентовых ведер. Ненасытное чудище ворочается, ревет, не сдается. Усилия нефтяников тщетны. Слабые духом отступают, бросают лопаты, в бессилии опускают руки…

Огонь. Бессилие. Обреченность.

Да, Джош помнит.

Тринадцать лет – прекрасный возраст, чтобы умереть.

Джошуа Редман повторял эту в высшей степени ободряющую мысль все время, пока бежал прочь от горящего поселка. Идея смерти в тринадцать лет принадлежала не ему. Ее всякий раз провозглашал толстяк Хемиш, вожак шайки сверстников Джоша, издеваясь над своей жертвой. Возраст каждый год менялся – до тринадцати Хемиш дополз не сразу, начав с десяти лет. Толстяк смеялся, а Джошу было не до смеха – и раньше, и сейчас.

Слабым утешением беглецу служил тот факт, что Хемиш больше не смеется. Он не засмеется никогда, сэр! Почему? Его труп лежит возле загона для свиней. Полагаю, сэр, что мертвецам не до смеха.

Сегодня Джош видел слишком много трупов. Вид толстого Хемиша с простреленной головой, уткнувшегося лицом в свиное дерьмо, мало что мог к ним прибавить: ни жалости, ни запоздалого злорадства. Пожар, с жадным ревом и треском уничтожающий поселок, бушевал не только снаружи, но и внутри Джоша. Вернее, там, внутри, он свое отбушевал.

Остался лишь пепел безысходности, под которым едва тлели угольки страха.

Сам Господь Бог, похоже, ополчился на Джошуа Редмана.

Мать умерла, когда Джошу исполнилось десять. Сгорела за пару месяцев от скоротечной чахотки. В самом начале мама каким-то чудом ухитрялась скрывать свой кровавый кашель. В эти дни она была красива неземной, ангельской красотой. Хрупкая, прозрачная; вся уже там, не здесь. Из нее исходил свет, проступал румянцем на щеках и блеском в глазах. Потом, когда болезнь было уже не скрыть, свет угас, и стало поздно.

«С самого начала было поздно, – утешил доктор Чемберс, выпивоха и циник. – Я бы все равно ничем не помог, даже обратись она ко мне раньше. Горный воздух? Хорошее питание? Редманы, у вас есть деньги на воздух и питание? Монет в ваших карманах хватит лишь на бутылку дрянного виски.»

– Молись! – приказал Джошу отец. – Ее спасет только чудо.

– А ты?

– Я – старый грешник. Меня Господь не услышит. Ты – другое дело. Ты – чистая душа, глядишь, и достучишься до небес. Молись, как никогда не молился!

По щекам отца текли слезы. В тот день он, следуя заветам доктора Чемберса, впервые попытался утопить горе на дне бутылки. К полуночи это ему удалось. Отец провалился в мутное беспамятство, к которому стремился, и остался в нем надолго. Джош менял матери простыни, делал теплое питье, варил кашу – и молился, молился без конца. Случалось, отец выныривал из пьяного забытья. Тогда он принимался рьяно помогать сыну, но день, другой, и Редман-старший снова уходил в запой.

На похоронах он едва мог стоять. Джошу приходилось следить, чтобы отец не упал в могилу, выкопанную для матери.

Когда пришла пора собирать урожай, отец с трудом сумел взять себя в руки. Впервые Джош порадовался, что кукурузное поле у них самое маленькое в окру́ге. Иначе они бы не управились, а нанимать помощников им было не по карману. В мальчике затеплилась робкая надежда: вдруг отец станет прежним?

Почитай, неделю не пьет, работает…

Продав урожай, отец запил по новой. В одну стылую ноябрьскую ночь, когда ветер завывал в трубе, а залпы снежной картечи лупили в узкое окошко, он не вернулся домой. Назавтра, ближе к полудню, его привезли на телеге: синего, закоченевшего. Возвращался из салуна, сказали Джошу, свалился в канаву.

Заснул и замерз насмерть.

Неделю спустя заявился дядя Филип, брат отца. Дядю Джош до того видел два раза в жизни. В домотканом сером пальто до пят, в широкополой черной шляпе, с окладистой бородой, дядя Филип был сама строгость и благочиние. Он с семьей жил в общине амишей ^[9] на территории Небраска, полусотней миль севернее.

– Как вы узнали, сэр? – спросил у него Джош.

– О чем?

– О том, что мой отец умер?

– Искра. Моя божественная искра! – Филип Редман воздел палец к небу. Левую руку он приложил к сердцу. – Она подсказала мне, что с моим непутевым братом приключилось несчастье. И я поспешил сюда, ведомый перстом Господним!