Философская мысль Китая. От Конфуция до Мао Цзэдуна - читать онлайн книгу. Автор: Хёрли Крил cтр.№ 55

На протяжении какого-то времени для ученых существовал порядок, рекомендованный представителями их родных областей, когда они прибывали ко двору и проходили испытания у императора. Известный конфуцианец по имени Дун Чжуншу подвергся таким испытаниям в самом начале правления императора У-ди. В своей экзаменационной работе он открыто обвинил императора в использовании методов легистов в управлении государством времен династии Цинь и утверждал, что чиновники его двора жестоко терзают народ.

Первый Император Цинь сделал бы из Дун Чжуншу мученика, но император У-ди оказался правителем гораздо умнее своего великого предка. Он назначил его высокопоставленным министром при дворе сумасбродного вассала, ненавидевшего буквоедов и взявшего за привычку казнить надоедавших ему министров. Только вот разумные ожидания У-ди не оправдались, так как Дун Чжуншу приобрел благоволение своего нового господина. Император предпринял вторую попытку избавления от неугодного философа, отправив его ко двору вассала, тоже скорого на расправу, но еще более кровожадного. На этот раз Дун Чжуншу ушел со службы «по состоянию здоровья» и провел остаток своей жизни вдали от государственных дел. Ближе к старости император У-ди время от времени посылал одного из своих придворных к Дун Чжуншу, «чтобы попросить у него совета». Таким манером У-ди приобрел и до сих пор пользуется репутацией покровителя конфуцианского ученого по имени Дун Чжуншу.

Немного позже того, как государственные испытания держал Дун Чжуншу, проходили такие испытания сотни ученых, среди которых числился претендент на государственную службу по имени Гунсунь Хун. В молодости этот человек служил тюремным надзирателем, и, возможно, именно тогда у него проснулся интерес к легизму, проявившийся позже во всей красе. Изгнанному из надзирателей тюрьмы за некую провинность, ему пришлось какое-то время пасти свиней, и, только разменяв пятый десяток лет жизни, Гунсунь Хун начал изучать конфуцианский классический трактат «Чунь цю» в изложении Гунъян Гао. На седьмом десятке лет жизни он написал сочинение – наставление для императора. Его вывод, скрытый за конфуцианским фасадом, на самом деле звучал как у вполне зрелого легиста. Он заявил, что императору положено энергично формулировать законы и использовать игу («искусство» – то есть понятие, принятое у легистов). Далее, императору полагается «единолично держать в руках бразды распоряжения жизнью и смертью подданных» (тут он привел пересказ абзаца из «Хань Фэй-цзы») и осуществлять личный контроль над правительством.

Ученые, занимавшиеся оценкой сочинений по степени достоинства, возмутились содержанием его произведения и присвоили Гунсунь Хуну последнее место из сотни претендентов. Когда император ознакомился со всеми сочинениями, он назвал работу Гунсунь Хуна лучшей из всех представленных. Наконец-то ему попался «конфуцианец», полностью отвечавший его запросу. Он осыпал Гунсунь Хуна почестями и в скором времени назначил его главным министром. Император держал его при себе, пока тот не умер от старости. Правительством на самом деле руководили император и небольшая группа его советников, придерживавшихся легистских воззрений. Главный министр, как сообщает нам некий сановник императорского двора, обеспечивал приличное конфуцианское прикрытие действий правительства, проводивших в жизнь политику легистского толка.

Поищите имя Гунсунь Хуна практически в любой летописи, и прочтете, что он был конфуцианским мудрецом, раньше пасшим свиней, которого император У-ди ценил настолько высоко, что назначил главным министром и присвоил благородный титул хоу. Можно не сомневаться в том, что этот император рассчитывал на наше прочтение истории его правления именно в таком ключе.

Он щедро награждал номинальных конфуцианцев, хваливших его инициативы, и наказывал тех, кто критиковал его. Стеснение интеллектуальной свободы шло по всем направлениям; Дун Чжуншу однажды осудили на смерть за написание «вздорного» трактата, но император его простил. У-ди придал привлекательности сотрудничеству с правительством, основав императорский университет, в котором за счет казны обучалось 50 конфуцианских студентов. Ученым, успешно выдержавшим государственные испытания по знанию конфуцианской классики, предоставлялось все больше мест в правительстве; эти испытания служили императору мощным механизмом влияния на выбор направления конфуцианской мысли и программу обучения молодежи.

Так как в период правления династии Цинь большая часть литературного наследия Китая подверглась уничтожению, ученые проявляли громадный интерес к обретению древних трактатов, особенно написанных признанными классиками. Император всячески поощрял такой интерес к старинным текстам, который, с его точки зрения, выглядел значительно более предпочтительным, чем то внимание, которое Конфуций и Мэн-цзы уделяли критике общественных и политических порядков.

Приблизительно в это время стартовал великий период составления комментариев, посвященных толкованию содержания древних книг. В этих комментариях мудрецы, обслуживавшие династию Хань, дали толкование всей классической литературе с точки зрения ведущих мыслителей их собственного времени. По большому счету с точки зрения этих комментаторов китайская классика все еще изучается и переводится в XX веке вразрез с тем фактом, что мыслители при династии Хань развивали свои теории совсем иначе, чем это делали настоящие классики китайской философии.

Чисто по-человечески объяснимо желание все сделать самым простым способом из имеющихся в распоряжении. Мало кто из европейцев станет складывать цифры в столбик, если под рукой у него окажется счетная машинка, или станет ломать голову над сложной проблемой, если найдется короткий путь в обход такой проблемы. Мы узнали о Конфуции, что он считал каждого человека способным заниматься собственными делами индивидом, но практически сразу после его кончины конфуцианцы начали полагаться все больше на власть и искать облегченные способы решения проблем.

Один такой метод в виде гаданий использовался в Китае с самых древних времен. Руководство для древних прорицателей судьбы под названием «И цзин» («Книга перемен») во времена династии Хань стали считать произведением конфуцианской классики, даже притом что Конфуций и все великие первые конфуцианцы презирали любое гадание.

К тому же для «Книги перемен» дописали 10 приложений; их авторы сформулировали метод понимания событий и даже определения их хода посредством мистической арифметики. Эти приложения могли написать конфуцианцы, находившиеся под глубоким влиянием даосов. Однако в названных приложениях приводились якобы высказывания Конфуция, и их даже приписывали ему как автору.

Еще одно представление, начавшее восхождение в IV веке до н. э., состояло в том, что все вещи предлагалось делить по принадлежности к инь, или темному началу, и ян, обозначавшему светлое начало. Все под небесами подвергалось классификации в соответствии с таким началом. Категорией инь обозначалось женское начало, ян — начало мужское. Небеса, солнце и огонь относятся к категории ян; земля, луна и вода – инь. Если кому-то нужно доказательство, пусть возьмет зажигательное стекло, вызывающее пламя за счет солнечного света, тогда как на зеркале, оставленном на улице в ночи, соберется роса, то есть вода от света лунного. Нужно отметить, однако, что речь идет не о дуализме западного свойства наподобие единства и отрицания добра и зла или духа и материи. Совсем наоборот: инь и ян дополняют друг друга ради предохранения гармонии мироздания, причем перевоплощаются друг в друга; например, как зима, относящаяся к категории инь, переходит в лето, относящееся к категории ян.