— Тут вроде не холодно… На тебе нет нижнего белья? — решил уточнить Пашка.
Я по инерции прикрыла грудь сумочкой, а затем пару раз шандарахнула ей же Долгих.
— Павлуша! — пригрозила я.
Пашка смеялся.
— Ладно-ладно, — увернувшись от моих ударов, проговорил друг, — ай! Ковалева, ты почему такая буйная опять? Пойдем, кое-что тебе покажу!
Взявшись за руки, мы отправились в деревянный домик со спортивным инвентарем. Закрыв за собой дверь на ключ, Паша провел меня в небольшую комнату. Там на серфе, лежащем на полу, находился наш ужин — роллы и вино. Над головой трещала одинокая лампочка, освещающая помещение слабым желтым светом.
— Пабло Эскобар! — воскликнула я. — Вот так шик!
— Все для тебя, Жан-Поль Готье! — усмехнулся Долгих. — В лучших традициях богатых домов…
Пашка подошел к окну и распахнул створки настежь. В комнату сразу проникла морская прохлада.
— Присаживайся на пол! — пригласил друг. — Стульев здесь, к сожалению, нет…
Я тут же уселась на брошенный рядом с доской плед, схватилась за деревянные палочки и склонилась над роллами.
— Вон те хочу попробовать, самые большие. Где много-много сливочного сыра! — сообщила я.
Пашка забрался на подоконник и теперь с интересом смотрел на меня сверху вниз. За его спиной грохотало море.
— Знаю, — сказал Долгих. — Поэтому заказал их побольше…
Паша так разглядывал меня, что, если честно, под его пристальным взглядом и кусок в горло не лез. Хотя до этого мне казалось, я готова смести все, что было на нашем импровизированном серф-столе.
— Долгих, ну что ты стоишь над душой? — в конце концов, рассердилась я. Затем похлопала рядом с собой по пледу. — Падай!
— Как скажешь, — кивнул Пашка, направившись ко мне.
Мы сидели напротив открытого окна в окружении многочисленных досок и вёсел. С пола не было видно моря, зато отчетливо слышался его грозный шорох. В окно заглядывали яркие звезды. Высоко в темно-синем небе повисла белая луна.
— Я сказал твоей маме, что ты сегодня не придешь ночевать, — нарушил вдруг тишину Паша.
— А она что? — спросила я с замиранием сердца.
— Ответила, что из тебя получится классное рагу…
Мы молчали.
— Ты такой дура-а-ак, — протянула я наконец.
Снова переглянулись и заржали.
— Да ничего она не сказала, — отсмеявшись, сообщил Долгих. — Ковалева, ты ведь взрослая девочка?
Я, подавившись смешком, внимательно посмотрела на Пашку и согласно кивнула. Друг, не сводя с моего лица внимательного взгляда, протянул ко мне руку и осторожно провел пальцами по косточкам ключиц. Наклонился и поцеловал в висок.
— Красивая Поля, — шепотом сказал он мне на ухо. — Всегда. Самая. Самая красивая Поля… Моя.
Я первой отыскала его губы. Сердце бешено билось, а от каждого легкого прикосновения меня словно прошибало током. Поцелуи становились все смелее, глубже, нетерпеливее. Когда руки Долгих проникли под платье, совсем потеряла голову…
— Люблю тебя! — выдохнула я, на мгновение оторвавшись от наших с Пашей поцелуев. Горячими ладонями обхватила его лицо. — Долгих, ты слышишь? Люблю! Люблю тебя! С девятого класса люблю…
Паша продолжал целовать, улыбаясь мне в губы. Уложил на плед, попутно спустив бретельки легкого сарафана с моих плеч… Все наши движения были преисполнены нежностью, желанием, наслаждением. «Люблю!» — стучало в каждой жилке. Все эти годы захлебываюсь своей любовью…. Люблю всем сердцем, преданно, без остатка.
Море за окном продолжало волноваться. Красные буйки качались на неспокойной черной воде. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз… Вспененные белые волны с грохотом подкатывали к берегу, обрушивались на деревянный старый пирс…
Шторм прекратился только под утро. Море встретило новый день полным безмятежным штилем.
Глава 39
Первые солнечные лучи ворвались в небольшую комнату. Я открыла глаза и осмотрела помещение. В желтых столбах света кружились пылинки. Глянула наверх. Над головой угрожающе возвышалось одно из вёсел… Как оно еще не сыграло кому-нибудь из нас по голове?
В комнате было свежо, а на мне из одежды — только услужливо накинутая Пашей мужская светлая рубашка. Я перевела взгляд на сладко спящего друга и не смогла сдержать улыбку. Внимательно рассматривая его лицо, осторожно провела указательным пальцем по скуле Долгих, затем погладила его взъерошенные темные волосы… Паша, промычав что-то неразборчивое, перевернулся на другой бок. Тогда я склонилась, поцеловала его в макушку и потянулась за своим сарафаном, который валялся в моих ногах.
Перешагнула через серф и подошла к открытому окну. Впервые за последние несколько дней море было спокойным. Глядя на залитую солнцем синюю гладь, первая мысль, которая посетила меня: «Боже, как сильно я его люблю…» И вторая: «Мамочки! Что мы наделали?» Неужели это все-таки случилось? То, о чем я так грезила… Мы вместе. Стали единым целым. Думала ли я еще месяц назад, что это может произойти? Я схватилась за голову и посмотрела в сторону спящего Пашки. Так, Ковалева, поздравляю! Ты провела ночь с лучшим другом, еще и в любви ему призналась. А в ответ… тишина. Если честно, не такой реакции я от Долгих ждала. Но тогда и думать об этом было некогда. Все произошло так спонтанно и естественно… Только подумав о том, что было между мной и Пашей, щеки запылали, жар разлился по всему телу. Это была лучшая ночь в моей жизни. Даже если Пашка не ответит мне взаимностью… Я не буду ни о чем жалеть.
Схватила сумочку и босоножки с пола и на цыпочках вышла из домика, прикрыв за собой дверь. С пустого пляжа убегала, будто совершила какое-то преступление… При этом сердце счастливо билось в груди, ноги утопали в сухом, еще не нагретом песке.
Дома была только мама, отец уже ушел на работу. Родительница пила кофе на кухне. Я хотела прошмыгнуть мимо нее в свою комнату, но сделать это у меня не получилось.
— Нагулялась? — выкрикнула мама.
— Ага! — ответила я из коридора. Все-таки прошла на кухню и села за стол напротив родительницы.
— С Пашей была? — спросила мама, не сводя с меня внимательного взгляда.
— Ага! — снова отозвалась я, покраснев.
«Ковалева, ты ведь взрослая девочка?» — задал мне вчера вопрос Долгих… Но разве взрослым девочкам запрещено смущаться перед родителями?
— Никогда бы, честно говоря, не подумала! — усмехнулась мама. — И-и-и… давно это у вас?
— Давно, — вздохнула я тяжело. — По крайней мере, у меня!
— А у него? — удивилась родительница.
— Не знаю, мам! — глухо отозвалась я. — Про него ничего не знаю…
Мама придвинула ко мне кофейник и сливки. Я отрицательно замотала головой.