Не дружи со мной - читать онлайн книгу. Автор: Ася Лавринович cтр.№ 15

И если минуту назад Буравин под столом бесцеремонно лапал мое колено, то Пашка просто наступил на ногу. Не знаю, что из этого неприятнее…

— Герман, ты ведь не в курсе… Поля у нас мечтает научиться кататься на велосипеде! — проговорил Пашка.

Я рот распахнула от удивления. Неправда! Железные двухколесные конструкции с рулем — моя фобия. А на трехколесном я, наверное, выглядела бы уже несолидно…

— А у тебя ведь КМС по велоспорту, — продолжил Пашка, обращаясь к Буравину. При этом не сводил с меня ехидного взгляда. — Научишь Полю на велосипеде кататься?

Буравчик уставился на мое лицо, а затем согласно закивал.

— Конечно! Без проблем! — Буравин скривил губы в усмешке. — Научить кататься на велосипеде и медведя можно…

— Спасибо! — буркнула я. Это меня с медведем сравнили? Очень приятно! — Но я не хочу ничему учиться! Пашка врет! Нет у меня такой мечты! Я боюсь!

— Не научишься, так я тебя на багажнике прокачу! — подмигнул мне Буравчик. — Доставлю куда хочешь с ветерком, карапуз!

Ага, если только в своих сновидениях. Пусть помечтает… А мне бы такой сон точно кошмаром показался… Уже представила, как Буравчик везет меня на багажнике по каким-то колдобинам…

— А я обожаю кататься на велосипеде! — воодушевленно произнесла Уля. — Мы с младшей сестрой летом каждое утро ездим на дикий пляж. Наушники, первые лучи солнца, свежий морской воздух…

Конечно, кто бы сомневался… В моем воображении Ульяна ехала на красивом мятном велосипеде круизере, с корзинкой на руле, в которой были свежие полевые цветы. Или хрустящий утренний багет из местной пекарни. А сзади мы с Буравчиком по колдобинам… Я, разумеется, по-королевски восседаю на багажнике.

— А потом, разломив руками этот хлеб и бросив велосипеды у подножья молчаливых темных скал, завтракать у обрыва над морем и наблюдать за неспокойными волнами… — закончила Ульяна. Я все прослушала. Она серьезно про багет говорила? Парни уставились на Шацкую, разинув рты. Сама мисс идеальность… После рассказа об утренней велопрогулке до дикого пляжа каждый подумал об одном и том же…

— Скорее бы разделаться с сессией и вернуться домой, — потянувшись, сказал Пашка. — Или кто-то останется в городе?

— Что тут делать? — пожал плечами Буравин. — Домой, конечно. В начале июля уже соревы начнутся… Еще нужно в форму себя привести, серф подготовить…

— Ты тоже поедешь? — спросил Паша, накрыв своей ладонью руку Ульяны. Я проследила за этим движением и скрипнула зубами от злости.

— Семнадцатого июня последний экзамен, — улыбнулась Шацкая, не отнимая своей руки. — Конечно, поеду! Жду не дождусь…

А я как жду не дождусь, когда ты отклеишься от моего друга! Или Долгих отклеится от тебя…

— Слушайте! — воскликнул вдруг Пашка. Буравчик от неожиданности даже пончик из рук выронил, который планировал донести до раскрытого рта. — Может, все вместе сиганем на моей тачке? Вы как?

«Сиганем» — для Пашкиной машины слишком громкое слово. Единственное, откуда она может сигануть — это с обрыва. И то, если ее хорошенько подтолкнуть.

— У тебя есть машина? — заинтересовалась Ульяна.

— Да, только в этом месяце она в ремонте, — скромно отозвался Паша.

Я хотела съязвить: «Как и остальные одиннадцать месяцев в году», но не успела. Буравчик уже пихнул мне под нос пончик:

— Такой же сладенький, как и ты! — негромко проговорил он.

— Что? Ты серьезно? — возмутилась я. Бесцеремонно отпихнула пончик и снова обратилась взором к нашей сладкой парочке.

— Как раз к отъезду ее должны отремонтировать, — продолжал хвалиться Пашка своей колымагой. — За ночь доедем! Будет круто!

Круто? Круто, если меня посадят сзади вместе с Буравиным, а потом Пашкина машина, как обычно, заглохнет в самом неподходящем месте, и мы в ночи будем ее толкать по пустой неосвещенной трассе…

— Павел, я подумаю над твоим предложением, — улыбнувшись, кивнула Ульяна.

Павел засиял.

— Я тоже подумаю, — сказал Буравчик.

— Ты умеешь думать? — сквозь зубы проговорила я.

Герман, услышав меня, снова протянул пончик.

— Закуси, ворчунишка моя!

— Пончики — не самая полезная еда! — отрезала я, косясь, как Ульяна уминает за обе щеки тыкву.

— Все полезно, что в рот полезло, — проворчал Герман. А затем добавил: — Правило Буравчика!

Уля заливисто захохотала, а я закашлялась:

— Да уж!

В этот момент смартфон Ульяны, который лежал на столе, завибрировал. Такая правильная девочка, а правил этикета не знает! Кто на встрече достает телефон? Я укоризненно покачала головой. Мне бы такое и на ум не пришло! Ведь единственный, кто мог написать — Пашка. А он здесь. Ну, или мама с сообщением в духе: «Надеюсь, ты не забываешь вытирать пыль с подоконников…»

Как бы я не выступала за соблюдение правил приличия, а подглядеть адресата успела. Некто, записанный в телефоне Ульяны, как «М». И кто это, интересно? Шацкая, извинившись, схватила телефон. Прочитав сообщение, она изменилась в лице.

— Что-то случилось? — забеспокоился Пашка.

— Нет, ерунда! Неприятности небольшие у… у подруги.

— У подруги, значит? — строго переспросила я. Таким тоном, будто сейчас поднимусь из-за стола да как хрястну по нему ладонью: «Знаем мы твоих подруг! Отвечайте, гражданка Шацкая, кто накануне был в вашей квартире в районе часу дня?»

— Ну да, у подруги! — подтвердила Уля, хотя глаза ее забегали. — У Маши…

Маша, Маша… Нужно узнать, учатся ли такие у Шацкой на потоке… А если эта Маша из секции балета? Или бокса? Господи, Ульяна не могла записаться вообще во все кружки города? Ненормальная!

— Ну, если неприятности не такие уж и большие, то не переживай понапрасну, крошка! — обратился к Шацкой Буравин. Прямо добрый полицейский с пончиком. Пришел мне, злому, на смену!

Буравчик дожевывал выпечку, расставив локти.

— Что ты расшиперился на весь стол? — раздраженно проговорила я в тот момент, когда Уля что-то негромко говорила Пашке. Склонившись к нему при этом близко-близко… Представила, как ее теплое дыхание щекочет Долгих ухо. Вон как снова разулыбался.

— А что такое? — удивился Герман.

— Тесно! У тебя такие большие руки…

— У меня все большое, малышка! Если ты понимаешь, о чем я!

— Ох, боже! — поморщилась я.

— А знаешь, для чего мне такие большие руки? — наклонился ко мне Буравин. — Это чтобы крепче обнять тебя, детка моя!

Герман раскинул руки в стороны и, заключив меня в объятия, вместе со стулом (снова с самым громким на свете скрипом, между прочим!) придвинул к себе.