– А ты сразу копытом бить, – упрекнула мачеха. – Тебе глупости говорят, и ты в ответ говори! Шутка – самое лучшее оружие.
Родион покрепче прижал Бусю к себе, словно давал понять, что ей ничего не угрожает.
…Как он будет жить, подумала Тонечка жалостливо, если обыкновенные неуклюжие глупости приводят его в такой ужас! Нет, срочно нужно вызвать мужа, чтоб он принялся за воспитание сына! Она не справляется!..
– А ты уверена, что ей нужно когти стричь?
– Абсолютно!
– Я не умею.
– Я тоже. Придется научиться. Давай сейчас направо, пройдем мимо будки дяди Арсена и к отцу Иллариону.
Однако будка сапожника была пуста. Тонечка подумала, куда он мог подеваться, и сообразила, что, должно быть, починяет диван в доме старой княгини. Это значит, что Федор Петрович вернулся? Нет, не значит, дом стоит открытый, дверь подперта лопатой.
…Почему разбойники вновь залезли туда на другой день после убийства старухи? В том, что было убийство, Тонечка теперь нисколько не сомневалась. Зачем? В первый раз они забрали только камею и потом зачем-то пришли опять!
Что произошло именно тогда? Они узнали о бесценной книге и пришли за ней? Но не нашли, потому что Тонечка ее забрала? Откуда о ней могли узнать? О ней знали только Федор и Лидия Ивановна, которая к этому времени уже умерла!
Выходит, Федор рассказал кому-то? Но зачем? И кому он мог рассказать?..
И Саша! Валюша сказала, что у нее муж – «хороший, обходительный» мужчина! Часто приезжал, нанимал местных мужиков, чтоб они ставили забор и эрзац-колодец. Он работал на участке, а она в основном сидела в доме, и это на нее похоже – у нее страсть к интернет-конференциям! Получается, она врет, что была в Дождеве один раз и никого здесь не знает!
Кто они – Федор и Саша? Может, дождевские Бонни и Клайд?
– Пф-ф-ф! – вслух фыркнула Тонечка. – Чепуха какая! Несусветная!..
– Так я и говорю! Может, тогда не будем стричь?
Тонечка посмотрела на Родиона.
– Когти, – добавил он.
– Господи, ты все про свою собаку!
– А ты про кого?
– Вон дом отца Иллариона, мы уже пришли. Не забудь поздороваться!
Илларион хозяйничал под навесом возле своей лесопилки, обстругивал рубанком широкую толстую доску. Он был в брезентовых штанах и тельняшке. Загорелые руки, как у кузнеца – натруженные, сильные, грязные.
На яблоне висел небольшой транзисторный приемничек, очень старый, из него доносилась бодрая песня про веселый ветер.
Сценарист в Тонечкиной голове очнулся от дремы и потянулся к перу и свитку.
– Добрый день! – прокричала Тонечка из-за калитки. – Можно к вам, отец?
Илларион оглянулся, бросил рубанок и пошел навстречу.
– Не ожидал, – прогудел он, распахнул калитку и пропустил всю троицу. – Доброго дня!
– Здрасти, – пробормотал Родион.
– Все дела, – батюшка оглянулся на верстак. – Отец дьякон в Новороссийск к родственникам уехал, одному приходится, а не всегда сподручно!
– Может, мы вам поможем?
Отец Илларион засмеялся:
– Благодарствуйте, матушка, тут работа не женская!
– Так вот же Родион! Он всегда готов!
Родион сверху вниз покосился на мачеху.
Ничего он не готов! Рисовать – это да! А чужому дяденьке помогать доски стругать не готов вовсе.
– Если мы понадобимся, зовите нас сразу же!
– Так и сделаю, – согласился Илларион и предложил неуверенно: – Может, чайку согреть? Я давеча в «Рублевочке» мармеладу взял, свежий!..
Видно было, что отвлекаться от работы ему не хочется, и чай он предлагает «из плезиру» – точно так же, как Тонечка предлагала помощь, свою и Родиона.
– Нет, нет, – успокоила она батюшку. – Спасибо! У меня тесто заведено, боюсь, перестоит. Мы побежим. Я спросить хотела!
– Спрашивай, матушка.
– У Димы Бензовоза, который в храм жертвовал, жена за границу уехала. Помните, вы рассказывали?
– Как не помнить!
– А в первый раз, когда нам всем по голове дали, вы говорили, что она была молодая и непутевая, королева красоты.
– Так оно и есть.
– Отец Илларион, вы не знаете, эта королева красоты – его первая жена?
Священник вдруг удивился так, что стал пальцами скрести подбородок в сильнейшем недоумении.
– Я почему так подумала, – затараторила Тонечка. – Если он уже взрослый был, ну, не семнадцати лет, когда стал бензин воровать и бандитами командовать, значит, наверняка у него в прежние, добандитские времена должна была быть жена, самая обыкновенная, никакая не красавица, понимаете? Может, в ПТУ вместе учились или на танцах познакомились.
– Была какая-то, – сказал Илларион. – Совершенно точно была! И как это тебе, матушка, в голову пришло? Только я не знаю, кто она и откуда!..
– Скорее всего, местная, из Дождева, – продолжала Тонечка тараторить. – Дима же местный! Наверняка он тут и женился, когда из армии пришел, или что-то в этом роде. Двадцати лет от роду, тогда все так женились.
– А что от меня-то требуется?
Тонечка перевела дыхание.
– Можете документы посмотреть? Наверняка в местном ЗАГСе есть на этот счет записи! Мне не покажут, я чужая, да еще из Москвы. А вас тут все знают! И уважают, – добавила она, подумав.
Отец Илларион опять почесал бороду.
– Это, пожалуй, можно, – согласился он. – В ЗАГСе у нас Зоя Федоровна, хорошая женщина, ответственная. Прихожанка моя.
– Попросите ее посмотреть архивы, батюшка, – умоляющим голосом проговорила Тонечка, словно от этих архивов зависела жизнь. – Если жена была, значит, нам нужно ее найти. Она может многое знать о его делах, понимаете? Вторая-то, скорее всего, ничего не знала, раз она королева красоты, жена-трофей! А первая, вполне возможно, была жена-товарищ! И он мог ей рассказывать и про ковчежец, и… еще про что-нибудь, – быстро закруглилась Тонечка.
– Попрошу, попрошу непременно! – уверил отец Илларион. – Дал бы бог ковчежец вернуть, я бы, кажется, в паломничество на Афон собрался. Такая тягость на плечах, не уберег реликвию. Упекут служить за полярный круг, и поделом мне!..
– Мы попробуем найти, – сказала Тонечка. – Постараемся.
– Помогай Господь, матушка.
Домой возвращались веселые. В «Рублевочке» купили свежего мармелада и предвкушали все самое прекрасное – горячие плюшки, чай с мятой, карандаши и альбомы для Родиона и хорошую книжку для Тонечки.
Дома никто не станет обзывать Бусю «крысюком» или «таракашкой», не примется о них судачить, не уставится вслед. За хлипким заборчиком простирается их собственный мир – надежный, прочный, уютно устроенный. Этому миру не угрожают никакие беды и несчастья, он со всех сторон защищен, словно древняя крепость.