«Послушайте, я должна поговорить с вами очень серьезно», – записал слово в слово дежуривший в тот день за стеной слухач. В отсутствие хозяев дворец в Ораниенбауме был отремонтирован заново, причем неофициально ремонтом руководила Тайная канцелярия, так что теперь Шешковский приобрел на несколько пунктов наблюдения больше. В свойственной ей манере долго и нудно выражать самые простые мысли, Мария Семеновна сначала повела пространный разговор о преданности мужу, незаметно перейдя к долгу перед страной и правящим домом. После чего заметила, что «случаются время от времени такие положения высшего порядка, которые вынуждают делать исключения из правил». После чего Чоглокова вдруг выпалила: «Вы увидите, как я люблю свое отечество и насколько я искренна. Я предоставляю вам выбрать между Сергеем Салтыковым и Львом Нарышкиным. Если не ошибаюсь, то избранник ваш последний». На что не ожидающая такой откровенности Екатерина Алексеевна воскликнула: «Нет, нет, отнюдь нет!» – чем выдала себя.
Очень довольная собой Чоглокова понимающе кивнула своей подопечной, пожав ей при этом руку: «Ну, если это не он, так другой, наверно».
Цесаревна подавленно молчала.
«Вы увидите, что я не буду вам помехой в этом деле». Должно быть, статс-дама подмигнула Екатерине Алексеевне. Этого не заметил наблюдающий в особую дырку слухач, но так видел происходящее Шешковский. «Главное результат, главное…» – Чоглокова сделала движение руками, будто бы баюкает младенца.
Больше Степан уже не мог сидеть на месте и поспешил к Фредерике. Что сделает влюбленная девица, которой только что недвусмысленно сообщили, что двери ее темницы не заперты на замок, а всего лишь прикрыты? Свяжется со своим возлюбленным и… О, то, что он опоздает, и Салтыков успеет сделать свое черное дело, заставило Шешковского загонять коней. План выведения из строя Салтыкова разрабатывался буквально на ходу. С собой Шешковский взял передовой отряд, состоящий из профессиональных военных.
На въезде в Ораниенбаум его уже поджидал весьма довольный собой Брессан.
– Салтыков назначил Екатерине Алексеевне свидание в рыбацкой хижине, к ночи, когда Петр Федорович сядет играть в карты с Чоглоковым, – безжалостно выпалил он в лицо Шешковскому, едва тот, еле живой, вывалился из кареты. – Сегодня ночью она прибудет туда в сопровождении пары слуг.
День и ночь поменялись местами, Шешковский глотал ртом воздух, но того становилось все меньше и меньше. Лицо Степана, серое от дорожной пыли, с черными потеками пота, казалось устрашающим. Сделав пару шагов, он был вынужден сначала опереться на руку своего осведомителя, а потом и сесть на пыльную траву. «Неужели все», – подумал Степан, теряя сознание.
Его отлили водой, и затем, вновь обретя способность дышать, он еще долго приходил в себя, сидя в зарослях розового иван-чая и не решаясь зайти в воду, дабы хотя бы смыть дорожную пыль и грязь. Но если он решил подменить этой ночью князя, если вознамерился проникнуть в спальню, где Екатерина ждала своего возлюбленного, он должен был, как минимум не вонять, точно немывшийся неделю конюх. Для того чтобы прикинуться князем, нужно было стать князем. Пахнуть, как пах Салтыков, одеваться в шелка и бархат. В темноте, летние ночи темные, Екатерина не сможет распознать подвоха. Главное – найти духи, подобные тем, какими душится его сиятельство. Флакон означенных духов специально раздобыл для него Брессан. Моясь в реке, Степан остервенело тер себя пучком травы, понимая, что этого недостаточно. Без сомнения, следовало идти в баню, но он не знал этих мест и понятия не имел, где можно раздобыть горячей воды, не привлекая к своей особе внимания посторонних. Наконец омовение было завершено, и, тщательно обнюхав барина, денщик подал шелковую рубашку, Брессан тут же щедро спрыснул Шешковского княжескими духами. С непривычки показалось отвратительно. В обычной жизни Шешковский предпочитал носить парик, но Салтыков не пользовался париками, так что он тоже не стал рисковать.
Начались сумерки. Степан прогуливался вдоль берега с часами и подзорной трубой. Именно сейчас Сергей Салтыков должен выйти от великого князя, Брессан уверял, что конюху заплачено за то, чтобы лошадь его светлости была готова именно к этому часу. Станет влюбленный, нетерпеливый мужчина ждать, когда нерадивый слуга оседлает ему лошадь? Салтыков не дурак, он отлично понимает, что стоит на кону, а следовательно, он сделает все идеально. Сегодня шутки в сторону, сегодня самая прекрасная из женщин будет принадлежать ему. Со своего обзорного пункта Шешковский видел дворец, как будто бы он лежал у него на ладони. Как только Салтыков распрощается с Петром Федоровичем, у самых дверей князя будут поджидать люди Тайной канцелярии, а там ловким движением на голову Сергея Васильевича набросят плащ, его оглушат, свяжут, вынесут из дома через черный ход. Конечно, стоило как следует проучить зарвавшегося князька, как минимум избить поганца, пока тот еще слеп как крот и не может опознать обидчиков. Такое дело Степан с радостью исполнил бы сам, но тут уж одно из двух, либо получать заслуженную награду в рыбацкой хижине, либо наказывать обидчика. О, месть была бы сладка! Быть может, даже слаще любовных объятий, жаркого шепота в самое ухо, ее «да», «возьми меня»… Но Шешковский сдержал себя, силясь в наползающих сумерках различить условный знак.
И вот окно великой княгини приоткрылось, появившаяся на мгновение девица высунула наружу край занавески, тут же прижав ее рамой. Пусть думают, что от ветра захлопнулось. Шешковский перевел дух. Угол занавески – знак, что Фредерика покинула дворец. Через несколько минут он сможет увидеть ее скачущей по дороге к рыбачьей хижине, но Степан сдержался, дабы не пропустить другой знак, все получилось медленнее, чем он запланировал. Возможно, Сергей Васильевич не может покинуть великого князя, пока не выпьет с ним стремянную, отходную, на посошок, на легкий ход ноги… М-да, еще немножко, и толку от него в рыбачьей хижине будет не многим больше, чем от самого Петра Федоровича. Впрочем, в хижине ведь будет не он, а Шешковский.
Темнело, Степан в ужасе смотрел на двор, в котором в обычные дни тренировались потешные солдаты цесаревича, не в силах разглядеть там флажка, который один из его людей должен был прицепить после того, как Салтыков будет обезврежен. Он чуть не ослеп, вглядываясь в залитые светом, сочащимся из зашторенных окон, мишени, пока на одной из них действительно не обнаружилось нечто темное. Должно быть, понимая, что начальник не сможет разглядеть в такой темноте условный знак, Говоров помахал факелом, после чего Степан вылил себе на голову остатки духов, глотнув из фляжки немного коньяка. Не может быть такого, чтобы князь умудрился за весь вечер, проведенный с известным выпивохой Петром Федоровичем, не прикоснуться к спиртному, стало быть, он все сделал правильно.
Теперь Екатерина, должно быть, уже в рыбацкой хижине, ее отвезли, помогли снять платье, и сейчас она лежит в полном одиночестве, слушая, как поют кузнечики за окном, и поджидая своего любимого. Шешковский еще раз придирчиво осмотрел свой костюм, ну, пусть он ниже ростом, чем Салтыков, лежа это незаметно. Он никогда не разговаривал с Сергеем и понятия не имеет, высокий или низкий у того голос, но разве он сказки ей собирается рассказывать? Нет уж, все сказки уже рассказаны, и теперь от него требуется дело.