Южные помидоры. Рассказы о доме с синей дверью и черешневом компоте - читать онлайн книгу. Автор: Олеся Куприн cтр.№ 12

Когда шарлотка будет готова, вы должны будете проявить еще немного сдержанности и не вынимать ее из формы, пока она не остынет. А то ведь непременно вся сломается и треснет корочка. Ну а когда постоит 20–30 минут, то тут уже и вынимать можно, и пудрой сахарной посыпать, и даже приглашать гостей, если не жалко делиться.

В доме моей бабушки синяя дверь. Весь дом светлый, серый — и стены, и крыша, а дверь вот синяя. Бабушка всегда ее открывает, когда готовит, выпускает жар от плиты. Летом дверь не закрывают вовсе, не боясь комаров и мух, синей надтреснутой краской дверь нависает над порогом.

Снаружи дверь с железной ручкой и со щеколдой внутри. Щеколда темная, наполированная старательными сухими руками, по этим рукам я скучаю.

Руки маленькие и тонкие, с почти детскими ладонями — если бы не вывернутые и искалеченные работой пальцы, никто бы не заметил разницы. Кожа на них светлая, почти прозрачная, она очень подходит маленькому пожилому человеку.

Эти руки замешивают для всей семьи тесто. Руки натруженные, невероятно сильные, их хрупкость обманчива. Они готовят пышное тесто для абрикосовых пирогов, вымешивают пресное для вареников с вишней, раскатывают слоеное для торта.

Бабушка носит фартук или перебрасывает полотенце через пояс халата и тем остается довольна. Она не любит, когда на кухне много народу, любит со всем справляться сама. Ей нравится мармелад, обвалянный в сахаре, и нравится рассказывать всем, что она не любит сладкого. Бабушка любит своих внуков и чтобы урожай огурцов держался до поздней осени. Она ест с хлебом арбуз и пьет чай. У бабушки самые вкусные блины и самые добрые глаза. Я всегда держу ее за руку, когда говорю с ней.

Бабушкины руки хранят тепло нашей семьи. Легко касаются моего лба, если тот охвачен температурой, убирают с лица непослушные кудри. В детстве они спасают мои колени от ссадин, заботливо намазывая их зеленкой. Бабушкины руки завязывают мне в школу банты, готовят завтрак, они обнимают так крепко, насколько хватает сил.

По этим рукам я скучаю.

Перестав быть детьми, мы все так же продолжали приезжать в бабушкин дом. Сначала шли по гравийной дорожке, затем шумели, не умев разобраться с затвором калитки, и уже дальше проходили во двор, сопровождаемые заливистым лаем маленькой лохматой собаки.

С собакой все было непросто: серая, бородатая, еще щенком попавшая в нашу семью, уже тогда она казалась крохотным седым старичком. Эта маленькая собака несла в себе большую бабушкину любовь. Мы тоже любили пса, но как-то не задумываясь, мимоходом, как, например, некоторые любят карасей в сметане или чистые простыни.

Однажды собака пропала. Ее не было у порога, она не лаяла на соседских кошек, не разглядывала прохожих через сетчатый забор, ее не было во дворе, не было за его пределами.

В тот день и во многие другие после мы уже жили далеко от бабушки и ее дома и ничем не могли помочь, кроме сочувственных вздохов в телефонной трубке и частых вопросов о том, не возвращался ли пес.

Бабушка стала плохо есть, говорила, что не может обедать, каждый раз вспоминая, что собака сейчас остается голодной. Мы тосковали и все больше разделяли бабушкину любовь к «дворовому звоночку» с треугольными ушами и неспокойным хвостом.

Пса долго искали, а когда уже совсем отчаялись, кто-то из соседей наткнулся на окраине города на бродячую стаю, а в ней и на бабушкину пропажу. Решено было ехать, спасать, лечить и, самое главное, кормить непременно.

Это был самый счастливый день, это было чудо, которое не могло произойти.

Пес быстро освоился, снова лаял на звук открывающейся калитки, пугал случайных голубей и с восторгом встречал бабушку на крыльце. Все наладилось, дни пошли своим чередом.

Сегодня собака продолжает жить в бабушкином дворе, о ней заботятся мои родители, ее берегут: вечерами чешут за ухом, ей греют кашу, варят несложный суп. Но это сейчас, а когда не стало бабушки, пес отказывался есть. Он сделался тощим, угрюмым и больным. Мама его спасала.

Как и в прошлый раз, с лохматым все обошлось, но мы крепко запомнили, что друг друга надо беречь.

Маленькая собака с большой любовью внутри научила нас быть ближе.

Самый лучший день рождения был два года назад, когда мне исполнялось 28 лет — по телефону меня поздравляла бабушка.

Она звонила сквозь города, и казалось, ее голос добирался ко мне, сначала минуя плотную пелену утреннего воздуха, затем через потрескивания в телефонной трубке, и вот, уже оставив позади все сложности, звучал звонко и весело, словно она звонила не из другого города, а из совершенно незнакомого мне десятилетия.

Мне кажется, Ба могла говорить со мной из марта 1965 года, из того дня, когда мы были примерно одного возраста и когда она еще не знала, что однажды мы встретимся и крепко полюбим друг друга.

В свои 28 бабушка была намного старше меня, у нее уже было целых двое детей, муж, который тоже был целым, выводок цыплят, большой огород и маленький палисадник. Она все умела, все знала и была бы готова научить меня каждой вещи, о которой бы я только ни попросила.

После, когда мы действительно познакомились, когда я немного подросла и стала готова узнавать и проверять на прочность терпение родителей и свои способности, бабушка взялась меня обучать.

Вязание мне не давалось, вышивка крючком и гладью не выходила, а сшитые мною вещи отправлялись умирать в мусорное ведро. Писала я тоже плохо, почерк был пугающим, а мама, глядя на него в моих тетрадях, загадывала, что однажды я стану врачом.

Помогать на кухне я, конечно, не любила: пироги меня интересовали, только если подавались горячими с чаем или молоком, рыбу я предпочитала уже очищенной и жареной, а борщи и рагу обязательно просила приносить со сметаной, минуя стадии сырых овощей, их очистки и приготовления. Словом, я росла ленивой, упитанной, но обожаемой всей семьей.

Хотя стоит отметить, что один талант у меня все-таки был: меня приглашали на обед в семьи, где дети плохо ели. Там нам наливали компот, накладывали побольше пюре к котлетам, пекли шарлотку и наполняли прозрачные вазочки шоколадными конфетами и зефиром. Тщедушные соседские дети смотрели на то, как я ем, заражались моим аппетитом и неизменно просили добавки. Тогда мои обеденные гастроли имели успех.