Подари мне краски неба. Художница - читать онлайн книгу. Автор: Елена Гонцова cтр.№ 24

Так размышляла она, двигаясь по берегу Псковы от места впадения ее в Великую, в сторону Гремячей башни, за которой располагалась деревенская часть Пскова. Утешения в самооправдании не было никакого. Впереди виделась одна только бесконечная цепь подобных срывов, бесплодная и тоскливая.

Устроившись на склоне возле Гремячей башни, она послушала, как шумит вода, порадовалась, что денек разгулялся, и вернулась к себе в комнату, к разбросанным в беспорядке вещам. Не успела Наташа приняться за уборку, как в дверь постучали.

— Открыто, — недовольно произнесла она.

В проеме двери собственной персоной возник Константин Яковлевич, на протяжении десятилетий опекавший молодые дарования.

Сардоническая улыбка на его губах сменилась добродушным любопытством, когда он бегло рассмотрел убранство этого временного Наташиного жилища, ведь она всегда умудрялась внести в свой быт элемент артистизма. И мебель располагала как-то наособицу, и какой-нибудь синий цветок ставила туда, где ему и полагалось стоять.

Старик, по долгу гения деятельности умевший появляться в нужном месте в нужное время, высоко оценил то, что увидел.

— Вот что я пришел тебе сообщить, Наталья Николаевна, — важно произнес он, — с ног сбился, искал тебя чуть ли не с самого утра. Владислав Алексеевич приходил, ждал тебя, не дождался, оставил письмо. На, читай. — И столь же важно удалился, как будто чувствовал себя посланником некоего божества.

— Что бы это значило? — недоумевала Наташа.

Наверняка ее выдворяют, то есть, как это бывает крайне редко, прерывают практику, отправляют туда, откуда приехала. Правда, никакого особенного ехидства на лице Яковлевича она не заметила.

Она осторожно раскрыла письмо, удерживая его на вытянутых руках. Извлекла лист великолепной финской бумаги, на котором было начертано следующее: «Наталья Николаевна, прошу принять мои извинения и желая загладить вину…»

Это она перечла несколько раз, прежде чем продолжила. Ее очень удивил почерк реставратора, всякая буква располагалась отдельно, имела довольно-таки странную форму, и все письмо представляло собой графический шедевр, хоть видно было, что это самый обыкновенный его почерк и что написано было стремительно и без отлагательств.

«…приглашаю Вас к семи часам вечера, сегодня, в кафе, что расположено у Покровской башни и Вам известное. А чтобы развеять Ваши сомнения, сообщаю, что объем работ, необходимый для успешного завершения так называемой практики, Вами выполнен».

Наташа бегло поглядела на подпись Владислава Алексеевича и рухнула на дубовый стул.

Происходящее было сверх любых ее ожиданий.

Она покружилась по комнате, зажмурившись, и перечла письмо еще раз. Впечатление осталось прежним.

До встречи, на которую она не просто пойдет, но побежит, как она поняла, сама удивляясь своей прыти, было всего три часа. Ей нужно привести себя в порядок и как-то особенно одеться, почему-то она знала, что это просто необходимо.

Наташа вспомнила свои московские страдания, связанные с роскошными тряпками подруги Оленьки, вызвавшими в ней необъяснимую зависть. Подруга была одета редкостно просто, но превосходное платье Наташи, взятое как одежда из представлений имперской бабушки, как-то потерялось тогда.

«Век учись, дурой помрешь, — резюмировала она, еще раз представив почерк зловредного реставратора, поразивший ее. — Он-то, конечно, вырядится, как захочет, ему-то что, он мужик, ростом велик, брадат, из Италии вернулся в прошлую среду, придет в каком-нибудь рублевском балахоне из Бари, будто я знаю…»

Простой наряд, который она должна купить, немедленно возник у нее перед глазами. Только бы этот магазин еще не закрыли на какой-нибудь переучет! Это — лен, сарафан под цвет волос, платиновый тон, который ее руки, глаза и продолговатая штучная фигурка превратят во вздох средневековья. И этот мнимый бирюк, скрытное и сильное животное, водившее ее за нос много дней и проявляющее теперь абсолютную приязнь, будет поставлен на место. Посажен, вернее, ибо они будут вопреки регламенту водку пьянствовать и дисциплину хулиганить…

«Ходит по двору экзема, называется — коза, дети, если вы богема, буду драть за волоса».

— напевая под нос этот куплет, она выбралась из палат в город.

Лавка, в которой неподвижно висел нужный ей наряд, была совершенно свободна от покупателей. Продавщица чухонского вида, ее, по виду, ровесница, равнодушно освободила сарафан от прозрачного пакета, что было похоже на бытовой обряд Воскресения, и ткань ожила в Наташиных руках.

Она стремительно расплатилась, не ужасаясь дороговизне, переоделась в кое-как устроенной примерочной кабине, презирая себя в зеркале за торопливость.

— Куда идем, — иронически спросила она себя, — да женихов ловить. Один метр пятьдесят восемь сантиметров женихоуловления в натуральном льняном покрове. Рядом с этим корифеем я, конечно, жалкая коротышка.

Когда Наташа подходила к Покровской башне, ее остановили девушка и паренек рекламного вида. Предлагая ей небольшие цветные плакатики, они спрашивали Наташу: «Разве вы не знаете, что сегодня исполняется триста лет Красной Шапочке?»

«Бред какой-то, — подумала Наташа и тут же увидела кепочку. Именно того извода, о котором говорила Тонечка, и сидел этот реликтовый головной убор на вполне московской голове. Наташа замерла, но тут же взъярилась на себя. — До каких пор мне будут мерещиться всяческие волки! Красная Шапочка несчастная. Нервы надо уметь держать в руках». И она рассмеялась, представив, как держит в руках нервы. Парень с девушкой посмотрели на нее подозрительно и отошли в сторону. А навстречу Наташе шел Владислав Алексеевич.

Одет реставратор был с иголочки, что ее удивило.

Он точно помолодел лет на десять, и Наташе пришло в голову, что Владислав Алексеевич, и тот, в монастыре, и этот, в шикарном английском костюме, — порождение ее творческой фантазии.

Они устроились на уютном балкончике, устроенном прямо в крепостной стене. Было заказано очень хорошее французское вино, которое Наташа никогда раньше и не пробовала, обходясь традиционным шампанским да плебейским мартини. Владислав Алексеевич настоял на легком ужине из разнообразных морепродуктов.

— Люблю гадов, — сказала Наташа, — но они ведь очень дорогие.

— Чем отличаются русские барышни от, скажем, итальянок, так это тем, что, садясь за стол с мужчиной, непременно начнут подсчитывать стоимость ужина.

— Это плохо?

— Не плохо, не хорошо, это — отличительное качество. Наверное, долгие годы народной нищеты выработали такой генетический тип.

— Я просто сказала, что гады дорогие.

— А упрямство — ваше отличительное качество.

— Это-то конечно. Но более упрямых людей, чем вы, я не встречала в своей жизни. Вам интересно знать, что я думаю о вас?

— Да в самой высшей степени.