По мере приближения к офисам квадраты яркого света открытых магазинов попадались не так часто, шаги прохожих стихали, поток машин редел до считаных автомобилей, причем промежутки между ними все увеличивались, будто сердцебиение города слабело и замедлялось до почти прямой линии на кардиограмме. Теперь Даффорд набирал скорость, передвигаясь широкими шагами, чаще переставляя ноги и заставляя себя пройти последний отрезок пути в максимальном темпе. Сердце забилось чаще, открытым ртом он глотал воздух, чтобы наполнить легкие. Повернув, он выбежал на стоянку первого комплекса. С правой стороны бежевые одно- и двухэтажные строения темнели холлами, прятавшимися за дверями из оргстекла, на которых черными трафаретными буквами указывались часы работы. В других случаях время работы писали на отдельных табличках. Слева зеленеющие травой холмы за парковкой упирались в виниловый забор. У Даффорда появилось клаустрофобическое ощущение, что он бежит по длинному туннелю.
К следующему блоку зданий вела подъездная дорога на две полосы, выхода на улицу не было. Расставленные через определенные промежутки дорожные знаки ограничивали движение транспорта. Пешеходам отводились лишь узкие поросшие травой тропинки между комплексами строений. Планировка, таким образом, не позволяла проезд или проход, за исключением особо важных случаев или медицинской необходимости. По вечерам здесь каждый час курсировала патрульная машина, распугивая праздно шатающихся подростков и потенциальных вандалов.
За час может произойти уйма всего.
Даффорд так сосредоточился на том, чтобы не сбавлять темп, что прошло несколько секунд, прежде чем он заметил тонкую дымку, которая клубилась и вихрилась вокруг его кроссовок. Он отвлекся, разглядывая необычное явление, и не сразу услышал мягкий быстрый топот позади себя, а когда уловил этот звук, было уже слишком поздно. Волосы на затылке поднялись дыбом, и появилось предчувствие, что кто-то собирается на него напасть.
Даффорд всегда боялся, что на него могут напасть во время пробежки, в последнее время он даже оставлял дома бумажник и носил «тревожный» браслет на случай чрезвычайного происшествия. Ведь если грабитель нарвется на жертву без единой монетки, он, скорее всего, сильно разозлится. По этой же причине – из страха подвергнуться атаке – Даффорд избегал безлюдных мест. Но с представшим перед ним противником он не был готов столкнуться даже в своих самых диких фантазиях.
Резко развернувшись и выставив предплечье, чтобы защититься от возможного удара, Даффорд в ужасе уставился на монструозную фигуру, нависшую над ним: тело размером с минивэн, каждая из восьми полосатых ног толщиной с пожарный шланг. Какая-то часть мозга (Даффорд все же был учителем естествознания) опознала в монстре мексиканского красноногого тарантула, хотя другая часть возразила, что тот не смог бы выжить с такими размерами: просто рухнул бы под собственным весом. Но каким-то образом тварь была живой и преследовала его. Самая примитивная часть мозга дала сигнал бежать со всех ног. К несчастью, он вымотался еще до того, как возникла угроза. Сердце бешено колотилось, в боку кололо, а ноги казались бесполезными деревяшками, прикрепленными к бедрам. Никогда Даффорд не чувствовал свои почти шестьдесят лет так отчетливо. Он повернулся и метнулся вправо, едва избежав удара волосатой передней ноги. Но выдвижной коготь, дотянувшись, рванул за промокшую от пота футболку, и Даффорд споткнулся. Схватившись за круглую бетонную опору одного из фонарей, Даффорд стремительно юркнул за нее, создав препятствие между собой и гигантским пауком. Свою ошибку он осознал сразу же. Тарантулу не нужно было даже двигаться: его конечности оказались достаточно длинными, чтобы обхватить человека за столбом с обеих сторон.
* * *
Люси Куинн сидела на кресле-лежаке, закинув ноги на перила, словно повторяя расслабленную позу Тони Лакоста. Тяжесть долгого вечера убеждала ее подняться и отправиться домой, но вялость удерживала на месте. Родители Тони давным-давно вернулись с работы и пригласили ее на ужин, для которого смешали все, что оставалось в холодильнике. Потом они удалились в гостиную смотреть телевизор, а Тони и Люси, вооружившись банками «Колы», устроились на прежнем месте. Судя по взгляду, который Тони бросил на «Колу», когда Люси доставала ее из холодильника, он предпочел бы пиво вместо газировки.
Люси знала, что родители Тони не возражают против ее присутствия, хотя вряд ли они полагали, что она влияет на их сына хорошо. Надо думать, они рассудили, что у Тони меньше шансов вляпаться в неприятности, если он не будет отходить далеко от дома. После того, что случилось со Стивом, они впали в легкий шок из-за череды происшествий со смертельным исходом. Ясное дело, что Тони и Люси вместе со Стивом были замешаны в аварии, стоившей жизни Тедди, так что в том случае им было кого винить. Это все неудивительно, если учесть безалаберность подростков и факт вождения в нетрезвом виде. Но Стива сбил незнакомец, появившийся внезапно, как гром с ясного неба, как молния, которая может ударить в любого. Как объяснить такое, примириться с этим?
Люси сделала глоток и встряхнула банку – осталось немного.
– Так ты разговаривал с предками Стива?
– Недавно, – отозвался Тони. – Они в полном раздрае. Странное дело, но мне казалось, что надо попросить у них прощения.
Его лицо в бледном свете фонарей казалось почти янтарным, выражение в глазах было отсутствующее.
– Ты чувствуешь себя виноватым, – сказала – не спросила – Люси.
– Ага. А ты нет?
– Это называется «чувство вины выжившего».
– Либо он, либо мы, да?
– Точно.
Допивая газировку, Тони наклонил банку:
– Может, нам надо было держаться вместе?
После долгого молчания девушка произнесла:
– Может быть. – Она неохотно опустила ноги на дощатый пол и поднялась с низкого кресла. – В общем… мне пора.
– Подвезти?
– Нет, не надо. Голову проветрю. Пойдешь в дом?
– Через пару минут.
– Увидимся. – Она медленно преодолела три ступени, будто последние часы накачивалась спиртным, а не газировкой.
Когда, дойдя до конца подъездной дороги, она оглянулась, Тони ей помахал:
– До скорого, Люси!
Через несколько кварталов груз печали, который навалился на Люси рядом с Тони, уже давил не так сильно. Тони был в этом не виноват. Та же грусть ее одолевала и при Стиве, но когда они тусили втроем, становилось легче. Теперь же отсутствие Стива напоминало о смерти Тедди, хотя лишнего повода и не требовалось. Несмотря на то что подобные мысли всегда погружали Люси в меланхолию, она лелеяла их: ведь они заставляли помнить о Тедди.
Тонкая белая дымка ползла через улицу, стелилась по асфальту, растекалась над пешеходной дорожкой, как живая вуаль. Люси обняла себя, поежившись от ночной прохлады, растерла ладонями кожу и поняла, что скучает по руке Тедди, обнимающей ее за плечи. Она с удивлением осознала, что пытается жить прошлым, пытается мысленно вернуть дни того, прошлого года, еще перед аварией. А между тем прошлое ушло навсегда. Ее город, ее соседи чувствовали то же самое – они построили мемориал, чтобы заставить себя помнить о произошедшем, хотя их прошлое не успело так сильно отдалиться. Каждый день они носили к мемориалу цветы и игрушки и не торопились оставить свое горе в прошлом, так же, как Люси – свое. Но на место пожара цветы возлагали немногие: закопченные кирпичи покореженного здания, обнесенного кривой колючей проволокой, были слишком жестоким напоминанием о том, что они потеряли, что у них так грубо отняли. Нужно принять решение, сколько еще цепляться за память о тех днях, когда Тедди был частью ее жизни. Придет ли день, когда она станет ждать будущего с бо`льшим энтузиазмом, чем тосковать о прошлом?