Терапевт - читать онлайн книгу. Автор: Хелене Флод cтр.№ 31

— Что там у тебя с этим итальянцем? — спросила она.

— Ничего, — ответила я.

В поезде я всю дорогу домой спала.

* * *

Когда я вернулась домой, Сигурд еще не пришел из архитектурной школы. Я старалась не заснуть, дожидаясь его, а когда он пришел, минут десять мы общались.

— Хорошо провели время? — выговорил он, откусывая от бутерброда с сыром, а глаза у него были красные от усталости. — Расскажи.

— Отлично, — ответила я.

— Вот и чудесно, — сказал Сигурд, но взгляд у него уже поплыл.

* * *

Всего через неделю воспоминания о джазовом фестивале выцвели так же, как и другие воспоминания о Бергене: это случилось в другое время, с девушкой, которая не совсем я, просто я ее знаю или читала про нее. Сигурд надеется в течение лета защитить диплом. Теперь он даже ночевать иногда остается в архитектурной школе, забирается со спальным мешком и подушкой внутрь инсталляции, над которой работает. Ронья вернулась в Мадрид, и в электронных письмах мы пишем друг другу всякую незначительную ерунду. Мне почти всегда удается удержаться от слез до возвращения домой, в нашу квартиру. Я подаю резюме в пару клиник, делаю себе новую стрижку.

Однажды прихожу с работы, а Сигурд дома. Я не ожидала этого, и когда его голос зовет меня, я откликаюсь:

— Сигурд? — Словно не могу поверить, что это и правда он.

— Я на кухне, — говорит он, и я иду туда, не сняв уличную обувь.

Сигурд сидит за кухонным столом. Перед ним лежит открытка.

— А ты чего так рано дома? — спрашиваю я его.

— Кто такой Массимо? — спрашивает он.

— Массимо? — спрашиваю я, и я ведь действительно не сразу сообразила, о ком он говорит.

Он швыряет мне открытку.

— Сигурд, — говорю я, и впервые за много месяцев он действительно смотрит на меня.

Ко мне на кухню входит Гюндерсен; по его физиономии расплылась довольная улыбка. Я сижу за столом, уставясь на недопитую чашку кофе, и тут стремительно входит он, и я думаю: да уж, напора этому человеку не занимать. Когда у него что-то получается (как сейчас, судя по всему), он просто брызжет энергией. Я ощущаю себя маленькой и жалкой. Полночи я провела на коврике в кабинете. Заперлась там и время от времени задремывала. На полу рядом положила нож для стейков. Я не чувствую себя готовой к какой-либо деятельности.

Не говоря ни слова, Гюндерсен плюхает на стол несколько сложенных стопочкой бумажек. Я смотрю на них: листки повернуты текстом вниз, но понятно, что это что-то важное.

— Знаете, что это такое, Сара? — спрашивает он.

— Нет, — говорю я.

— Здесь у меня три согласия на ознакомление с медкартами. Ну-ка посмотрим: от Трюгве, Веры и Кристоффера.

Он протягивает листки мне, и пока я с трудом поднимаю руку, чтобы взять их, они призывно свисают из его ладони; печальное доказательство того, что власть, если захочет, умеет добиться своего. Я хватаю бумаги, вижу на них поставленные детским почерком подписи, но синие буквы расплываются перед моими глазами. Я не в состоянии читать, не в состоянии и возразить: мне всё безразлично.

— Тогда, полагаю, всё в порядке, — говорит Гюндерсен. — Других оснований протестовать не имеется?

— Нет, — послушно говорю я, и мы направляемся в мой кабинет.

Я отпираю дверь. К стене прислонено свернутое одеяло, и Гюндерсен спрашивает:

— Кстати, к вам вроде бы ночью кто-то забрался?

— Да, — говорю я.

К моему изумлению, больше он об этом не заговаривает.

— Они в том шкафу, — показываю я, но Гюндерсен отмахивается; очевидно, теперь, получив согласие, он может не торопиться. Подходит к стоящим у окна креслам и спрашивает:

— Это здесь вершится магия?

— Да, это здесь я занимаюсь терапией, — отвечаю я.

— Я никогда не обращался к психологам. Было время, когда подумывал об этом. Сразу после развода. Из интереса. Мне всегда хотелось узнать, как это происходит.

— В этом нет ничего сверхъестественного. Просто тяжелая работа.

— Да. Да, наверное.

Мы стоим рядом друг с другом.

— На каком кресле сидите вы? — спрашивает он меня, и при всей глубине моего равнодушия это все же чуточку веселит меня: ага, вот он когда спросил об этом…

— Я предоставляю выбор пациентам, — говорю я.

— Ясно, — он кивает. — Тогда в каком вам больше нравится сидеть?

— В том, что справа.

Гюндерсен устраивается в левом и, жестом руки приглашая меня занять правое, говорит:

— Присядьте, Сара.

— Вы не хотите посмотреть мой архив?

— Успеется.

Мы сидим в креслах. Гюндерсен спрашивает:

— Как вы начинаете сеанс? Если это не профессиональная тайна.

— Бывает по-разному. Как правило, я информирую о разных практических вещах, а потом спрашиваю пациента, зачем он или она пришли сюда.

— И что они отвечают?

— Как правило, рассказывают о жизненных трудностях.

Гюндерсен кивает.

— По-моему, очень даже похоже на то, чем занимаемся мы, — говорит он, не поднимая на меня глаз, словно рассуждает про себя.

Я молчу. Полицейский проводит рукой по подбородку. Ему где-то сорок с небольшим. Десятилетия курения явно сделали свое дело, но все же он красивый мужчина. Избавился бы от усов и видавшей виды куртки, можно было бы назвать его привлекательным. Когда он сидит вот так, в нем проступает нечто обезоруживающее — вроде того, что мы могли бы посидеть с ним, поболтать, что я могла бы спросить его, как он обычно завязывает беседу с информантом, и мы могли бы поразмышлять над сходствами и отличиями наших профессий. Хотелось бы знать, что из этого напускное, для создания желательного для него настроя, и что естественное (если есть).