Жертва первой ошибки - читать онлайн книгу. Автор: Мария Воронова cтр.№ 62

Тряхнув головой, она обнаружила, что стоит перед распахнутым холодильником, поспешно захлопнула его и перевела взгляд на часы в виде Царевны-лягушки, мамин подарок на новоселье, убивающий всю эстетику новой кухни. Двадцать два ноль одна. Время упущено, звонить Гортензии Андреевне в коммунальную квартиру поздно. Придется завтра ловить ее на работе.

⁂

Умываясь, Федор вдруг понял: что-то не так – и, только вернувшись на кровать, догадался, что именно.

– Таня, а где мое обручальное кольцо? – спросил он.

Жена кинула на него холодный взгляд:

– Ты только сейчас обнаружил пропажу?

– Ну да. Я так привык к нему, что не замечал. Так ты знаешь, где оно?

– Дома. Мне его отдали в реанимации.

– Если завтра придешь, принеси, пожалуйста.

– Зачем?

– Ну как… Я привык его носить.

– Ты же не замечал.

– Не замечал, а теперь заметил.

– Ты так похудел, что оно с тебя свалится.

Федор пожал плечами, посмотрел на узкую полоску незагорелой кожи на безымянном пальце и прикрыл глаза, сквозь ресницы наблюдая, как жена читает своего Диккенса, сидя на жестком неудобном стуле. Выдерживает хронометраж, необходимый для звания самоотверженной супруги.

Он вздохнул и почему-то вспомнил рассказ Кузнецова. Бедная девушка, бедная мать.

Может, и есть правда в дурацкой книге Башмачникова? Ведь девушка, насколько он помнил, получила высшее образование, работала, на учете в психдиспансере не состояла, значит, сумасшедшей в истинном смысле этого слова не являлась. По крайней мере вменяемой она была точно. Зачем же мать таскала ее к психиатру? Скорее всего, как и у Таньки, любовь к дочери вылилась у нее в жадное, повелительное чувство, ей надо было поглотить личность своего ребенка, подмять под себя, чтобы он не дай бог ни в коем случае не отклонялся от идеала, в крайнем случае, от высокого стандарта. Чтобы не стыдно было его предъявить в обществе и похвастаться. Мать запихивала свое дитя в прокрустово ложе идеального ребенка, не замечая, как ломает ему кости, но на живом все зарастает, образуются шрамы, грубые рубцы, они уже не болят, на теле становится все меньше и меньше чувствительных точек. И тогда, конечно, самое время тащить ребенка к психиатру, чтобы показал, куда еще можно эффективно бить.

Наверное, та мать покончила с собой не только из-за тоски. Прозрела, озарило ее, что она издевалась над дочерью и исковеркала ее психику, а прощения просить уже не у кого.

Все-таки у нормальных людей самоубийств без чувства вины, истинного или ложного, не бывает.

Федор вздохнул. Он тосковал по Глаше, тяжело переживал вечную разлуку с ней, но мысли о том, чтобы свести счеты с жизнью, не приходили к нему. И Глаша тоже в юности перенесла страшный удар – в один день потеряла мать и отца, но именно потому, что у них была дружная и любящая семья, осиротевшая девушка смогла жить дальше.

Неожиданное воспоминание вдруг подкинуло его на постели. Федор резко сел, и левый бок тут же отозвался короткой, как собачий лай, болью.

– Что с тобой? – спросила Татьяна.

– Не обращай внимания, – он изо всех сил стиснул виски пальцами, – так, мысль одна.

Глаша как-то обмолвилась, что после смерти родителей ходила к врачу из-за депрессии, а он не стал выспрашивать. Знал, что, если бы хотела, то рассказала бы сама.

С депрессией не к участковому же терапевту она ходила! Этой болезнью занимается психиатр.

– Что с тобой? – повторила жена.

Буркнув, что все в порядке, Федор лег и накрылся одеялом с головой.

Сейчас надо забыть, отринуть чувства и думать хладнокровно.

Итак, две жертвы из трех посещали психиатра за много лет до своей смерти. Совпадение? Возможно. Надо прицельно трясти окружение той, второй девушки. Очень может быть, что кто-то вспомнит похожий эпизод и из ее жизни. Следующий вопрос: это был один врач или нет? Необходимо установить личность, но как это сделать, если визиты к психиатрам граждане скрывают пуще подпольных абортов? Если официально обращаешься в психдиспансер, то одним пинком закрываешь перед собой многие двери. Самая злобная мамаша в мире не настолько ненавидит свое дитя, чтобы позволить завести на него амбулаторную карту в этом достойном учреждении.

На хорошую работу не возьмут, права не выдадут, и спутника жизни будет найти очень проблематично, если вдруг в массы просочится слух, что ты состоишь на учете. Никто не будет разбираться, невроз у тебя, астеническая реакция или же махровая шизофрения. Раз попадешь в поле зрения психиатров – потом не докажешь, что ты нормальный.

Поэтому люди из приличного общества, надеющиеся чего-то в этой жизни добиться, обращаются к специалистам этого профиля сугубо неофициально и за приличный гонорар.

Федор нахмурился. Хорошо, допустим, мать первой девушки готова была платить любые деньги, лишь бы только сделать дочь послушным орудием своей воли, ну а Глаша-то? Она откуда взяла средства? И тут без вариантов: либо она ходила к врачу за деньги, либо ее не приняли бы в аспирантуру. Или она присочинила насчет депрессии, но с какой целью?

Хорошо, деньги у Глаши были, только надо ведь еще знать, к кому обратиться. Частнопрактикующие психиатры не расклеивают объявлений на столбах, к ним попадают исключительно по знакомству, потому что государство за это может серьезно нахлобучить. Психиатрическая помощь, как социализм, – прежде всего учет и контроль, а вы тут шизофреников шхерите, профессию позорите. Нехорошо, товарищи, стыдно!

Между тем родители Глафиры не имели отношения к медицине, и вообще у нее не было влиятельных родственников, в институт она поступала без блата. Кто мог свести Глашу с нужным специалистом? Только преподаватели. Декан, например. Ему по должности положено заботиться о студентах, и девочка, потерявшая родителей, требовала самого пристального его внимания. Если декан был отзывчивый человек, то наверняка попросил какого-нибудь приятеля с кафедры психиатрии поработать с осиротевшей студенткой. В таких обстоятельствах нужно быть конченым подонком, чтобы отказать или требовать деньги за лечение, а могло вообще такое быть, что Глашин случай подходил для научной работы.

Надо сказать Кузнецову, пусть копает в этом направлении.

Телефонный автомат был бесплатный, но находился в другом конце отделения, у самой лестницы. Федор прикинул – нет, пожалуй, так далеко ему еще не дойти, придется просить Татьяну, чтобы отвезла его на кресле-каталке. Позор, конечно, но ради дела потерпим.

Пожав плечами, жена пошла искать каталку, а Федор вспомнил, как Башмачников в свое время хвастался, якобы он является настолько уникальным специалистом, что читает лекции не только в академии, но и в медицинском институте.

Между строк надо было, видимо, понимать, что он единственный стоящий психиатр в городе, а то и во всей стране. Вдруг он и был тем врачом, к которому ходила на прием Глаша? Да нет, навряд ли. Он же весь такой нарасхват, когда ему возиться с напуганной девочкой, а Глаша, в свою очередь, была умным и здравомыслящим человеком и даже в восемнадцать лет могла отличить дельного специалиста от пустобреха с раздутым самомнением. С другой стороны, Михаил Семенович, как нетрудно догадаться из его книженции, считает себя гуру в детско-родительских отношениях. К кому могла та мама тащить упирающуюся дочь, как не к нему?