Жертва первой ошибки - читать онлайн книгу. Автор: Мария Воронова cтр.№ 35

– Между тем Марксу достаточно было одного предложения, чтобы кратко, емко и доходчиво выразить мысль, для изложения которой вам понадобилась целая книжица.

– И что же это за фраза, позвольте полюбопытствовать? – Башмачников подмигнул Ирине.

Гортензия Андреевна повернулась к ней:

– Ирочка, Володя с аппетитом покушал и теперь спит в манежике на веранде. В комнате все-таки немного душновато.

– Спасибо, Гортензия Андреевна.

– Не за что, я прекрасно провела время.

Башмачников улыбнулся:

– Так что за фраза-то, Гортензия Андреевна? Заинтриговали вы меня.

– Извольте: Маркс писал, что самые трусливые, неспособные к сопротивлению люди становятся неумолимыми там, где они могут проявить абсолютный родительский авторитет.

– Не спорю, – хихикнул Башмачников, – верно подмечено, но, смею надеяться, моя книга охватывает несколько более широкий спектр проблем.

Гортензия Андреевна фыркнула:

– Возможно, ваша монография говорит о том, что презрение к самому себе – это змея, которая вечно растравляет и гложет сердце, высасывает его животворящую кровь, вливает в неё яд человеконенавистничества и отчаяния? Ваша идея?

Михаил Семенович улыбнулся:

– В общем, да.

– Вот как? Что ж, получается, Маркс любезно взял на себя труд резюмировать вашу монографию, причем за сто лет до того, как она была написана.

– Я пойду переоденусь – и будем обедать, – сказала Ирина, аккуратно прошмыгивая мимо спорщиков.

Отправив Егора в его комнату переодеваться и тщательно осмотреться на предмет клещей, Ирина прошла к себе, стянула тяжелую лесную одежду и в одних трусиках легла на кровать, наслаждаясь приятной усталостью. Сейчас бы помыться, но при госте бегать с тазами неудобно.

Сквозь тонкие стены она слышала, что перебранка продолжается.

Разобрать слова можно было с трудом, кажется, промелькнули фамилии Достоевского, Макаренко, потом Гортензия Андреевна произнесла очередную цитату Маркса с такой благоговейной четкостью, что Ирина прекрасно услышала: «Человеческая природа устроена так, что человек может достичь своего усовершенствования, только работая для усовершенствования своих современников, во имя их блага».

«И ведь не возразишь!» – усмехнулась Ирина. Судя по страстному тону голосов, спорщики не собирались сворачиваться, и она решила, что под шумок успеет ополоснуться в бане. Они сегодня не топили, но на крыльце стояло цинковое ведро с водой, которая в ясный день неплохо нагревалась от солнца.

По дороге к бане Ирина услышала:

– Если уж вы Марксом хотите меня задавить, то как вам такое: «Существует двоякого рода смелость: смелость превосходства и смелость умственного убожества, черпающая силу из своего официального положения, из сознания, что она пользуется в борьбе привилегированным оружием»? А? Что вы на это ответите, дорогая Гортензия Андреевна?

«А я человек гуманный и даже слышать этого не хочу, – хмыкнула Ирина, скрываясь в бане, – сейчас она разъяснит бедняге, что такое умственное убожество, – вот тогда-то он навеки перестанет даже пытаться спорить с педагогами».

Пока она приводила себя в порядок, стороны достигли перемирия, а Гортензия Андреевна накрыла на стол.

Обед прошел довольно приятно. Егор, набегавшийся в лесу, клевал носом, и Ирина думала, что он пойдет отдыхать, но тут из-за калитки раздались призывные крики друзей, и всю усталость мальчишки как ветром сдуло.

Сделав символический глоток чаю, сын вскочил и умчался. Теперь можно было поговорить о делах.

– Честно говоря, – улыбнулся Михаил Семенович, – меня к вам привел не столько научный интерес, сколько тщеславие автора. Хотел узнать мнение людей, которых я чрезвычайно уважаю, но не думал, что подвергнусь столь резкой критике.

– Да неужели? – Гортензия Андреевна поджала губы.

– На меня ваша книга произвела глубочайшее впечатление, – дипломатично заметила Ирина, – но сейчас давайте поговорим о деле.

– Вы что-то узнали? – вскинулся Михаил Семенович.

– Нет, откуда? Просто много думала.

Ирина рассказала о своей теории, что маньяк должен быть приятным интеллигентным человеком с располагающей внешностью и медицинским образованием.

– Никого не напоминает? – фыркнула Гортензия Андреевна. – Ирочка, посмотрите внимательно, это же вылитый Михаил Семенович!

Башмачников метнул на свою оппонентку укоризненный взгляд:

– Узнаю образ мысли настоящего советского человека, – процедил он. – Если кто-то не разделяет его точку зрения, значит, надо на этого кого-то навешать всех собак и представить исчадием ада.

– Образ мыслей у меня такой, что будь я на службе, а вы на двадцать лет моложе, то я присмотрелась бы к вам очень внимательно, – заявила Гортензия Андреевна.

Башмачников засмеялся:

– Дорогая Гортензия Андреевна, вы мне льстите, ибо я и двадцать лет назад был уже не орел. Но если кроме шуток, то я просто восхищен вашими изысканиями, дорогая Ирина Андреевна!

– Правда? – искренне удивилась польщенная Ирина. – Вы считаете мои выводы верными?

– Этого мы не можем утверждать, пока не поймаем убийцу, но сам подход отталкиваться от личности жертвы весьма интересен! – выдал Михаил Семенович.

– И не нов, – вставила Гортензия Андреевна.

– Как сказать… – глубоко вздохнул Башмачников и с жаром заговорил: – Ах, Ирина Андреевна, как хорошо было бы создать межотраслевое подразделение, куда входили бы и юристы, и психологи, и врачи, и криминалисты! Боже, с каким удовольствием я бы с вами поработал!

– Да бросьте…

– Правда-правда! Но реалии таковы, что приходится пинать этого олигофрена Витю.

– Виктор – прекрасный молодой человек! – тут же заступилась Гортензия Андреевна.

– Боже мой, да разве я говорю, что он плохой? Просто туповатый, интереса к науке нет, а следовательно, нет и энтузиазма. Знаете, я себя помню в его годы – да я вообще с работы уходил только ради того, чтобы оказаться в библиотеке. Землю рыл, а между тем мне никто не позволял разрабатывать столь интересные темы. Ну как это? – Башмачников развел руками. – У тебя, можно сказать, эксперимент в ходу, а ты плюнул и уехал. Да я бы на его месте со следователя не слезал, и не только из научного интереса. Мы, знаете ли, были так воспитаны, что считали помощь в изобличении преступника своим гражданским долгом.

– Рада это слышать, – процедила Гортензия Андреевна.

– А этот ваш любимый Витя всех взбутетенил и уехал! Прокукарекал, а там хоть не рассветай, очень современное поведение, молодежное, – горячился Башмачников, – не хочешь выкладываться на всю катушку – да ради бога, кто заставляет? Возьми себе стандартную темку и сиди, обсасывай потихонечку, любую ересь напиши, главное, чтобы соответствовала требованиям ВАК, и дело в шляпе. Так нет, замахнулся на амбициозный и новаторский проект, меня воодушевил, вас вовлек в свою орбиту, а как дошло до настоящей работы, он подхватился и уехал.