Федор давно не звонил из автоматов и не помнил, как оно бывает без монетки. Слышишь ли ты голос абонента или только пустоту, когда он поднимает трубку.
Все продолжались мерные долгие гудки, на том конце никто не подходил к телефону, а Федор стоял и улыбался как дурак. Ему представлялось, как девушка поднимается по лестнице в своем гулком подъезде, в руках сумки с продуктами, она слышит, как в квартире звонит телефон, и торопится, бежит быстрее, и из пакета, наверное, выпадает какой-нибудь желтый апельсин и катится вниз, подпрыгивая, как мячик. И как она, торопясь, никак не может найти ключи в сумке, а потом не попадает в замочную скважину, но наконец дверь открывается, девушка несется к телефону, протягивает руку к трубке и именно в этот момент он перестает звонить.
Тут как раз пошли короткие гудки, вызов прервался.
Федор положил трубку на место, почти убежденный, что было именно так, как он себе представил.
Все, на этом в истории с девушкой ставится точка. Одна беда – раз он набрал ее номер, то тот много лет еще не изгладится у него из памяти. Такое свойство ума, ничего не поделаешь.
⁂
Кирилл взял три дня отгулов, чтобы пожить с семьей на даче. Витю он с собой, слава богу, не притащил, но на вопрос о его дислокации отвечал уклончиво. «Баб только пусть по возможности не водит в то неизвестное мне место, где он сейчас живет», – сказала Ирина, и на том вопрос был исчерпан.
Дни проходили как-то на редкость хорошо, так что Ирина, обычно и в счастье, и в несчастье улучавшая минутку для интересной книги, совсем забыла про опус Башмачникова, и его взяла Гортензия Андреевна, чтоб поскорее сгладить впечатление, произведенное трагическим концом «Грозового перевала».
Тактичная старушка не могла уехать в город на все три дня, потому что в квартире ее полным ходом шел ремонт, но, чтобы не мешать семейной идиллии, каждое утро гоняла на электричке в Ленинград. Якобы у нее там архиважные дела.
Как Ирина ни пыталась оттянуть момент, но настало время Кириллу уезжать. Они проснулись в половине пятого, осторожно спустились по старой скрипучей лестнице, выпили кофейку, и Кирилл побежал к станции, сжимая в руке сверток с огромным бутербродом, который Ирина сделала ему в дорогу.
Она немного постояла возле калитки, глядя, как исчезает утренняя роса с травы и пышных кустов шиповника, а над полем вдалеке рассеивается легкий молочный туман, как рассветное солнце красит в розовое облака, послушала пение птиц и вернулась в дом.
На цыпочках, крадучись вошла и прислушалась. Все тихо. Можно и ей идти досыпать, но Ирина вернулась на веранду и вылила себе в чашку все содержимое кофейника.
Кофе почти не остыл, она пила крохотными глоточками и думала о том, как хорошо прошли эти три дня.
Почему-то хотелось думать, что она снова беременна.
Ирина улыбнулась, представив, как они будут ждать девочку, но родится, конечно же, мальчик.
Тут лестница заскрипела и спустилась Гортензия Андреевна. Она всегда поднималась примерно в это время.
– Ирочка, доброе утро!
Ирине стало стыдно, что выпила весь кофе, и она заторопилась как можно скорее поставить кипятиться новую порцию воды.
Гортензия Андреевна вышла в летнюю кухню и вернулась с серебристым цилиндриком в руках. Там был растворимый цикорий – жуткая субстанция, которую учительница неукоснительно пила каждое утро с двумя кусочками черного хлеба, слегка смазанными маслом и присыпанными солью.
– Так вот, Ирочка, докладываю вам, что удалось выяснить.
Хотелось еще немного помечтать о новой беременности, поперебирать в памяти упоительные минуты ночи, но при Гортензии Андреевне делать это было нельзя. Пришлось убрать с лица блаженную улыбку и обратиться в слух.
Что ж, старая чекистка действительно не зря каталась в город как на работу. Она снова побывала у Макарова, агитировала его объединить дела, во‐первых, проявить к ним самое пристальное внимание, во‐вторых, и, самое главное, оказать всяческое содействие Виктору Зейде в его научной работе.
– И?
– И Федор Константинович послал старую дуру подальше, – хмыкнула Гортензия Андреевна, – правда, в восхитительно вежливой манере, тут претензий к нему нет никаких.
Потерпев поражение в высоких кабинетах, учительница отправилась на встречу с Севой и выяснила поистине удивительные подробности. Тщательнейший анализ не выявил никаких следов фармакологического воздействия ни у первой, ни у второй жертвы. Обе девушки были абсолютно чисты, даже следов алкоголя не обнаружилось, хотя только опьянение могло бы объяснить, почему они оказались на пустырях в компании убийцы. По оперативной информации, у обеих не было сколько-нибудь серьезных отношений, вероятно, обе страдали от этого, а алкоголь и женское одиночество – эта гремучая смесь заведет куда угодно.
Гортензия Андреевна заключила, и Ирина была с ней согласна, что это указывает на знакомство жертвы с преступником. И учителя, и родители талдычат как заведенные, что девушкам нельзя пить, носить короткие юбки, краситься и шляться где попало. В принципе, никогда не вредно вести себя прилично, но глупо считать, что это убережет от нападения преступника. Думать, что все жертвы маньяков были пьяными и беспутными, – оскорбительно для памяти этих жертв. К сожалению, патологический убийца не только жесток как зверь, он еще и по-звериному хитер. Он может подкараулить мирно возвращающуюся с работы женщину и убить ее в темных закоулках двора или в подъезде, которые, кажется, специально проектируют так, чтобы маньяку было где уединиться со своей жертвой. Но чтобы разумная трезвая девушка отправилась с ним в уединенное место, не привлекая внимания, маньяк должен проявить просто дьявольскую изобретательность.
То же самое и с таинственным препаратом, подавившим у девушек волю к сопротивлению. Наверное, его просто не могут определить, не все яды и фармакологические препараты поддаются обнаружению, но главное не это. Как ты дашь яд посторонней девушке? Под каким соусом преподнесешь? Если она пьяна – другое дело, но человек в своем уме никогда ничего не примет из рук незнакомца.
– А содержимое желудка? – спросила Ирина.
– Зрите в корень, Ирочка! – с восхищением воскликнула Гортензия Андреевна. – Мы бы с вами отлично сработались, родись вы на полвека раньше.
– Ой, что вы! – покраснев, махнула рукой Ирина. – Я трусиха!
– Этого никто про себя заранее знать не может… – вздохнула Гортензия Андреевна, на секунду задумалась, словно вспоминая что-то, тряхнула головой и уже другим голосом продолжила: – Ладно, к делу. Никаких совпадений, и все домашняя пища. Обе несчастные поужинали и отправились навстречу смерти.
– Хотя версия об официанте-отравителе тоже не выдерживает критики, – вздохнула Ирина, – слишком большое расстояние от одного места преступления до другого.
– Отчего же? – не согласилась Гортензия Андреевна. – Если кафе находилось в центре города, например на Невском, то на дорогу девушкам требовалось примерно одинаковое время. Но это пустой разговор, потому что не нашли следов ресторанной еды.